После музыкальной интерлюдии длиной в семь минут меня соединили с живым человеком.
— Для контроля за качеством обслуживания разговор может записываться.
Отлично — значит, моя деликатная проблема может приобрести большую известность, чем я рассчитываю.
— Здравствуйте, меня зовут Фил. Чем я могу вам помочь? — представился мне какой-то приятный компьютерщик из Юты.
Я объяснил свою проблему как можно короче и лаконичнее. Наступила пауза, во время которой Фил листал справочник или полировал ногти, или что там они делают в Юте, чтобы потянуть время.
— Вы пробовали выключить и перезагрузить компьютер?
— Да.
— И рисунок снова появляется?
— Да, да, да.
— Ну что же, это может быть вирус. Что там изображено?
— Похоже на… — Нет. Лучше б я не звонил. Нет, погодите. — Это, хм, похоже на две розовые планеты. Бок о бок.
— Ого, никогда не слышал ни о чем подобном. Вы не хотите загрузить нашу последнюю антивирусную программу?
— Я не могу ничего загрузить, потому что у меня все зависло.
— Ах да.
Все-таки у него есть мозги. Отказавшись приобрести новый жесткий диск, я заплатил за доставку через «Федерал Экспресс» специального чистящего диска, который должен устранить это безобразие. Я отключил компьютер и пошел на кухню. Проклиная всех на свете педерастов, я принялся резать тушеное мясо.
За несколько минут до шести я услышал, как у нашего дома затормозила машина. Я выглянул в окно и увидел, что из микроавтобуса вылезает Алекс без рюкзака. О чем он только думает? К счастью, изнутри высунулась рука и передала ему рюкзак. Алекс взял его, но не оглянулся поблагодарить того, кто был в машине, и повесил рюкзак на плечо за одну лямку, словно кривобокий портфель. И пошел с ним мимо нашего дома, как уже было в прошлый раз. Микроавтобус отъехал. Черт возьми, Алекс прошел уже полквартала, когда я выбежал из дома, размахивая ножом.
— Алекс! Куда это ты направляешься?
Он удивленно посмотрел на меня, или не удивленно, а лукаво.
— Папа?
— Собственной персоной.
— Наш дом передвинули, что ли? Такое впечатление, что он стоит не на своем месте.
— Хм. — Я отвел его на нашу дорожку, тащил за лямку рюкзака, как воздушный шарик. — Дом там, где твое сердце, — провозгласил я у нашей двери.
Где-то в подвале лежит салфетка, на которой крестиком вышито это изречение. Ее вышила мама Джейн, она до сих пор живет в Норуоке, хотя уже постарела, и сердце у нее уже не то, что было раньше. Она редко к нам приезжает.
— Я знаю, — сказал Алекс. — Ты говорил. Но это не настоящий дом, а просто здание.
— Чтобы здание стало настоящим домом, надо прожить в нем много лет…
— Да знаю я, знаю! Перестань, папа. — Он бросил рюкзак на коврик и направился к телевизору. По дороге с него сползла куртка. — И все равно я думаю, что дом передвинулся.
Пришла пора проявить твердость.
— Алекс.
Нет ответа. Я услышал включенный телевизор.
— Алекс.
Иногда ответ сверхъестественно запаздывал. Как будто мы находились в разных часовых поясах.
— Что…
— Ну-ка, давай подними рюкзак и куртку. Сейчас же.
Еще одна пауза, заполненная телерекламой.
— Ты слышал, что я сказал?
Некоторое время назад Джейн подумала, что он и вправду стал глуховат, и мы отвели его к отоларингологу. Во всяком случае, мы узнали, что проблема не в ушах. Хотя, возможно, между ушами. Я направился в гостиную.
— Мне надоело подбирать за тобой вещи.
— Папа, ты загораживаешь мне телевизор!
Развалясь на диване, он был похож на маленького султана, и я почувствовал, как моя нижняя челюсть устанавливается в новое, странное положение. Меня обуяла черная, стальная ярость. Я положил нож и выключил телевизор.
— Я. Хочу. Чтобы. Ты. Подобрал. Свои. Вещи.
— Включи!
— Ты будешь делать то, что я сказал?
— Сначала включи телевизор.
— Ну все, с меня хватит.
Я бросился к нему, схватил за ноги и перевернул. Зажав его между ногами, чтобы он не мог двинуться, я врезал ему пять, ровным счетом пять, крепких шлепков по мягкому месту. Во всяком случае, я собирался остановиться на пяти. Но не остановился. Я бил все сильнее и сильнее — я так рассердился на мальчишку, который — шлеп! — не слушает — шлеп! — то, что ему говорят. Когда я наконец остановился, он был так удивлен и напуган, что просто молча смотрел на меня. Как годовалый ребенок, который упал на детской площадке и на секунду замер, еще не сообразив, как ему реагировать.
Потом лицо Алекса превратилось в чашу мучения. Он ревел не меньше четверти часа.
Я никогда не делал ничего подобного. Сначала я хотел было сесть рядом с ним на диван, но он отполз от меня. Я попытался извиниться, он только завыл еще громче.
— Т-ты-ы изби-ил м-меня-а-а!
— Да, и я прошу прощения.
Я протянул руку, чтобы похлопать его, но вместо этого похлопал по диванной подушке. Он даже не смотрел. Банальные родительские фразы завертелись у меня в голове: «Это ради твоей же пользы», «Мне от этого больнее, чем тебе», «Ты получил по заслугам». Иными словами, многие родители поднимают руку на детей, но мы этого никогда не допускали. И это был не просто подзатыльник. И не пригородный стресс. Ни разу не слышал, чтобы Джерри сказал, что написал об этом у себя в книге.
Пока Алекс ревел, я думал, кто же прав. По правде, когда я ударил сына, мне стало легче. Это был ясный и оправданный поступок. Но одновременно это было и ужасно — и, черт побери, почему он не перестанет реветь? Я встал, чтобы пройтись, потом сел. У меня опять заболело плечо, может быть, от утренних упражнений. Может, было бы лучше, если бы я просто закрыл глаза на выходку Алекса? Или сначала предупредил бы его, что он заслужил порку? Мой отец как бы устранился от дисциплины и возложил ее на плечи матери, которая ударила меня только один раз. Когда я однажды ужасно на нее разозлился и бросил в нее ботинком, потому что она не дала мне смотреть телевизор.
Грехи отцов… Не знаю, как поступали родители Джейн. Может, слишком миндальничали. А все этот доктор Спок. Который развелся с женой, прожив с ней почти пятьдесят лет, и женился на другой. Или это был доктор Сьюс?
[12]
Вокруг столько фактов, которые только засоряют и путают мозги родителям.
Алекс уже почти перестал хныкать, только изредка шмыгал носом. Останется ли в нем след на всю жизнь? Я стал искать в нем признаки зарождения подростковой преступности, но увидел только маленькое аккуратное лицо, губы, сжатые в идеальный розовый лук Амура, голубые глаза, уставленные в сторону.
