— Знаете, — начал я, — такой чудесный день, я подумал, что можно прогуляться.
— Что, простите?
— Я имею в виду, провести прием на открытом воздухе. — Я развел руками в стороны: трава — моя кушетка, небо — потолок.
— А. — Она шагнула назад. — Ну…
Господи, кажется, она подумала, что я собираюсь к ней приставать. Нужно что-нибудь прибавить для убедительности.
— Я хочу сказать, что сегодня у нас красят и кабинет в беспорядке. Да и весь дом. Карл Роджерс и некоторые другие пропагандируют… перамбулярный подход к терапии, и я подумал… почему бы нет?
Она наморщила нос, хотя симпатично.
— Это действительно общепринятый метод?
— Скажем, это многообещающая идея. Иногда нужно просто отправиться в путь. — Я сделал жест, как будто голосую на дороге. «Майкл Керуак Эйслер», — заявил Мартин.
— Что ж, хорошо. Но позвольте мне надеть кроссовки. — Она развернулась на носках туфель. — Они у меня в багажнике.
Она вернулась в угольно-черных кроссовках «Найк», надетых на белые хлопчатобумажные носки высотой до щиколотки. Газоны Фэрчестера влекли к себе, словно усыпанное самоцветами зеленое море, нависающие ветви деревьев застыли силуэтами на фоне безоблачного неба. Через минуту мы вдвоем плавно двигались на север по Гарнер-стрит. ЖН шла удивительно быстро, как будто стараясь совместить физическую нагрузку с приемом у психотерапевта. Воздух шелковисто гладил мое лицо, опухоль еще не спала, но челюсть уже болела не так сильно.
ЖН говорила о своих семейных трудностях, и мне приходилось внимательно ее слушать. Роман, который она подумывала завести, на деле обернулся интрижкой и быстро сошел на нет, только теперь ее угнетало чувство вины и разочарование. Ее муж, непритязательный субъект по имени, разумеется, Джон, мог бы проявить понимание по этому поводу, хотя это только гипотеза, поскольку она ему ничего не сказала, и я не стал ей этого советовать.
— А ваша дочь… — проговорила.
Дочку ЖН, первоклассницу, звали Элен.
— Ей совершенно не нужно ничего знать. Ей всего шесть лет.
То ли мне почудилось, то ли ЖН в этот момент прибавила шагу. Я завернул за угол Гроув-стрит в ногу с ней только потому, что ускорил шаг, может, из-за того, что я шел с внешней стороны. Я хотел было громко высказаться по поводу чувства вины, но мы как раз проходили мимо прохожего, который шел в противоположном направлении. Я уже видел этого человека раньше, он размахивал руками, словно безумный жук. Жутковатый тип. Слабый загар на мертвенно-бледной коже, и он все равно похож на какую-то личинку. Неряха. Я едва кивнул ему, и он ответил тем же, когда поравнялся со мной.
ЖН повторила про Элен, я согласился с ней тоже кивком.
— Как бы то ни было, — продолжала она, — на самом деле меня беспокоит, что делать с Джоном.
Я высказался насчет вины, она нахмурилась.
— Разумеется… но не в этом дело. Дело в наших отношениях вообще. Когда-то мне было удобно, а теперь просто скучно. И мы ссоримся. Я представляю себе, как ухожу из дома…
Она замедлила шаг, когда мы вышли на отрезок между Гарнер и Сомерс-стрит, и остановилась перед нашим домом. Я был готов пройти еще кружок, но она подняла руку и кончиками пальцев дотронулась до моего плеча.
— Вот ваш дом. Неужели вы никогда не думаете о том, чтобы уйти?
Ее вопрос прозвучал так же неожиданно, как и прикосновение. «Интересно, кто здесь пациент?» — проворчал Сногз. Мартин только фыркнул, а я пытался придумать ответ.
— Я… не уверен, что должен доводить до разрыва. Я могу сказать только, что понимаю вас.
Ее рука скользнула на мои бицепсы — готовая скользнуть дальше или сжать? Откуда мне было знать? Я выпрямил спину, и ее рука опустилась.
— Мы все о чем-то фантазируем. Претворить фантазии в жизнь — совсем другое дело. Как вам уже известно.
Мы обсудили способы восстановления угасших отношений, от привнесения романтики до попытки заново открыть для себя семейную жизнь, но все они звучали не особенно убедительно. Пройдя еще два круга, я оставил ЖН у обочины.
— У меня есть одна книга, по-моему, вам стоит ее прочитать, — сказал я, вспомнив о кьеркегоровом методе ротации: брак как поле, на котором нужно обрабатывать почву и время от времени сажать разные злаки, а может быть, даже оставить его под пар. Вдруг поможет. Она с надеждой кивнула, и я сказал, что дам ей книгу на следующей неделе.
«К черту Кьеркегора», — заявил Сногз, как только ЖН скрылась в клубах выхлопного газа такого же цвета, как ее БМВ. И это правда: старина Серен мне не помог, хотя какое-то время я думал, что у него есть решение моей проблемы. Переделывая себя, ты признаешь, что недоволен самим собой, но что, если дело в другом человеке? Или будем честны: если Джейн составила список тех же претензий, значит, дело в ситуации, которую мы сами создали. На данном этапе единственный выход из нее — это уйти из семьи. Может быть. Да. Теперь, когда решение зависело от меня, оно стало таким огромным, что я не мог удержать его в уме. Оно разбухало и переваливалось через край, от него темнела трава и воздух скручивался вокруг меня. Будучи мужчиной, я инстинктивно потянулся к еде как к избавлению. Я вернулся к дому, умирая от голода.
И тут до меня дошло, что я по-прежнему снаружи, а дом заперт. Я неисправимо поддал ногой заднюю дверь, и неподатливая деревяшка ответила мне глухим стуком. Но поскольку время близилось к полудню и я был свободен до второй половины дня, то мог обдумать ситуацию. Надо пробраться в кабинет за ключами, это ясно. Поскольку в доме не было даже незакрытого окна, через которое я мог бы пролезть, мне придется как-то взломать дверь. В верхней части двери в приемную были три стеклянные панели: если разбить одну из них, я смогу дотянуться до ручки с внутренней стороны. Но я не мог просто ударить по стеклу кулаком, иначе придется вынимать из руки осколки. Человек освоил орудия труда, поэтому мне нужен был ломик или что-нибудь в этом роде. Я решил остановиться на камне, но белая галька у нас на дорожке была слишком мелкой. Во времена моей юности почти в любом дворе нашелся бы приличных размеров булыжник, но сегодня в пригородах их не встретишь. А где же я только что видел целый ряд булыжников? По всему периметру гигантской ограды Стейнбаумов, вот где.
Я потрусил к зеленой стене, высматривая замеченную утром дыру. Вот она, хотя такое впечатление, что у нее изменилась форма. Ну, разумеется, изменилась. Ведь я пролез через нее пару часов назад, и теперь она имела форму пригородного психотерапевта. Несколько сломанных веток отмечали место, где я выбирался. Я осторожно полез внутрь. Вот они, похожие на страусиные яйца размером и цветом, можно достать рукой. Мне даже не пришлось вылезать до конца, и мои ноги торчали с другой стороны изгороди, когда рукой я дотянулся до одного гладкого симпатичного булыжника.
Через минуту я уже стоял у двери в кабинет и долбил камнем по левой дверной панели. Оказалось, что я произвожу гораздо больше шума, чем ожидал, тем более что с одного удара я пробил слишком маленькую дыру и пришлось разбить все стекло. Хоть и с пятой попытки, но все же я это сделал. Я осторожно просунул руку в отверстие, чтобы повернуть ручку с внутренней стороны, как вдруг крикнула сойка, я дернулся и порезал руку о неровный стеклянный край. Открыв дверь и сунув ключи в карман брюк, я увидел, что похож на человека, который вылил себе в карман бутылку кетчупа. Я переодел брюки, перепортил три бактерицидных пластыря перед зеркалом в ванной, но залепил-таки рану куском марли и пластыря. В следующие полчаса я сделал и съел сандвич с курицей и салатом, пометил в блокноте, что надо позвонить стекольщику и починить дверь, и вернул Стейнбаумам одолженный белый камень, перебросив его через ограду. А дыру в двери закрыл куском картона. Мои послеполуденные пациенты вежливо промолчали. Потом я сел в «субару» и поехал в магазин «Все для ремонта» с мыслью, что и сам смогу починить дверь. Я заблудился среди материалов только в одном ряду стеллажей. Кровельная дранка, откидные болты, сантехника… когда я вынырнул на поверхность, было уже за половину шестого.
