– У вас есть копии рецептов доктора Бустера?
– Тех, что он выписывает здесь, – да. Они должны быть в компьютере. Наша база данных позволяет извлекать информацию, исходя из имени пациента, номера страхового свидетельства, заболевания, даты посещения, даты записи на прием и выписанного рецепта.
– Могло так случиться, что доктор выписал рецепт вне своих приемных часов?
– На секонал? Это было бы странно. Ведь данное лекарство относится к медикаментам, применение которых находится под контролем, ко второй их категории. Я вообще не понимаю, с какой стати было его выписывать, будь то в приемные часы или нет.
– Но в принципе такое возможно?
– Конечно. Все, что в данном случае потребовалось бы доктору, – это бланк рецепта.
– А из аптек звонят вам сюда, чтобы получить подтверждение на выписанный рецепт?
– Иногда. Но если это вне приемных часов, они могут продать лекарство и без предварительного звонка. Из больничной аптеки никогда не звонят. Тамошние фармацевты знают всех наших врачей.
Я протянула свою визитную карточку.
– Благодарю вас, мисс Растич. Прошу вас позвонить, если вы вспомните что-либо, могущее помочь. Если вас не слишком затруднит, я хотела бы поговорить еще с некоторыми сотрудниками.
– Конечно, нет. Я доложу о вас.
Мы с Харбом провели еще час, беседуя с персоналом Бустера и его коллегами-врачами. Все они в один голос повторили то, что уже сообщила нам зеленоглазая медсестра. Никто не знал, зачем Бустеру понадобилось выписывать рецепт на секонал, и никто не знал того пациента, которому он мог понадобиться.
Но как бы то ни было, Бустер все-таки выписал этот рецепт, что подтверждалось Департаментом норм и правил штата Иллинойс и некто, назвавшийся Чарлзом Смитом, получил по нему лекарство и предположительно использовал его при похищении нашей Джейн Доу. Если никто из конторы Бустера не мог его вспомнить, быть может, вспомнит принимавший рецепт фармацевт?
Мы вышли из здания амбулатории и дошли до его уродливого собрата, где нас поджидала больничная аптека. Перед ней выстроилась очередь. Однако одной из немногих привилегий человека, имеющего полицейский значок, является возможность проходить без очереди. Что и говорить, это вызвало раздражение дюжины людей, впереди которых мы влезли, но невозможно угодить всем и всегда.
Фармацевт выглядел именно так, как и положено выглядеть аптекарю: лысеющий, средних лет, «истинный американец», «белая кость», в очках и белом халате. Звали его Стив, и он сообщил, что работает здесь уже три года.
– Вы были на службе десятого августа?
Он дважды сверился со своим графиком и сказал, что да, он действительно работал в тот день.
– Вы не помните, как в тот день отпустили по рецепту шестьдесят миллилитров жидкого секонала?
В его карих глазах зажегся огонек.
– Да. Да, помню! Этот заказ практически истощил наши запасы.
– Не могли бы вы описать, как выглядел тот человек?
Его лоб пошел морщинами.
– Это был мужчина – вот что я точно помню. Но как он выглядел? Нет, тут я пас. Через мои руки проходят сотни рецептов в день, а это было два месяца назад.
– Не было ли в его наружности чего-нибудь необычного? Может, очень высокий или, наоборот, приземистый? Старый или молодой? Цвет кожи, глаз? – спросил Харб.
– По-моему, он был белый. Ни молодой, ни старый. Но я не уверен.
– Не был ли он горбатым? – вмешалась я, вспомнив психологический профиль, выданный ФБР.
Бенедикт метнул в меня обалделый взгляд, но из уважения к званию не стал расспрашивать в присутствии штатского лица.
– Вы имеете в виду, как Квазимодо? – спросил Стив.
Я почувствовала себя дурой, но кивнула.
– Нет, я бы тогда запомнил.
– Приобрел ли он также и шприцы вместе с секоналом?
– Я не уверен. Позвольте мне проверить.
Он подошел к своему компьютеру и нажал несколько клавиш.
– Вот он, рецепт. – Стив указал на экран. – Выписан на имя Чарлза Смита. Больше этот человек нигде не значится в нашем компьютере. Об иглах тоже ничего нет. Единственное, что он приобрел у нас, – это секонал.
– У вас есть изначальный рецепт, тот, что написан от руки?
– Нет. Мы их выбрасываем в конце недели.
– Как вы определяете, настоящий рецепт или поддельный?
– Я полагаю, что сфальсифицировать рецепт возможно, но кто, кроме самого врача, может знать, сколько именно миллиграммов тетрациклина требуется для борьбы с респираторной инфекцией? Что же касается медикаментов, относящихся к классам «В» и «С», – тех, которые потом можно загнать на улице, – по поводу их мы звоним врачу, чтобы уточнить.
– Насчет того лекарства вы звонили?
– Нет. Я помню, что подумывал это сделать, но было уже восемь часов, и приемная доктора Бустера закрылась. Кроме того, я узнал подпись доктора Бустера. Хотя выписанное количество меня насторожило, все вроде бы казалось подлинным.
Я шмыгнула носом, ломая голову над этой загадочной ситуацией.
– Простудились? – спросил Стив.
– Непреднамеренно.
– Я бы рекомендовал антигистаминовые препараты. Они отпускаются без рецепта. Воздерживайтесь от назальных спреев. Они вызывают привыкание.
– Буду иметь в виду. – Я протянула ему свою карточку. – Если вас не затруднит, мне бы хотелось, чтобы вы зашли к нам после работы и встретились с полицейским художником. Посмотрим, нельзя ли получить изображение этого человека.
– Я правда его не помню.
– Наш художник очень хорош в своем деле. Он умеет помочь людям вспомнить. Это крайне важно, Стив, поверьте. Этот Чарлз Смит зверски убил двух человек. Что бы вы нам ни предоставили – все равно это больше того, чем мы располагаем на сегодняшний день.
Фармацевт кивнул, обещая заскочить. Мы с Харбом покинули аптеку, сопровождаемые язвительными взглядами людей, которых обскакали в очереди. В частности, одна пожилая женщина облила меня таким презрением, что от него молоко могло свернуться. Я хотела было одарить ее тем же самым, но сочла, что это будет мелко и банально. Так что больницу мы покинули без приключений.
– Что там насчет конфет? – спросила я Бенедикта, когда мы вновь забрались в мою машину. – Как там с передачей их больным детям?
– Я подумал, что сладкое вредно для зубов. Да и вообще оно детям вредно. Не та это пища, чтобы кормить ею больных детей.
– Как отважно с твоей стороны в одиночку тащить на себе бремя этого вреда!
– Хочешь одну?
– Давай. Если ты в состоянии с ней расстаться.
