Пауль не выдержал ее взгляда. Отвел глаза.
— Я просто боюсь, что из-за тебя Отто убьют, — пробормотал он.
— Не убьют, — отрезал Отто.
Зловеще и торжественно он выложил свой арсенал на туалетный столик. Выкидной нож, свинчатка и кастет. Среди кисточек, пудрениц и прочих девчачьих побрякушек они смотрелись весьма чужеродно.
Там же стояла красивая шкатулка, которую по случаю собственного тринадцатилетия Отто изготовил в подарок Дагмар. Тогда он был совсем мальчишка.
Дагмар подошла к столику. Потрогала вооружение. Она была в шортах и теннисных туфлях на босу ногу, что позволяло любоваться ее стройными смуглыми ногами. Блузка, узлом завязанная под грудью, оставляла открытой нежную полоску живота. Завороженные братья глазами пожирали Дагмар, но та будто не замечала их обожающих взглядов и рассматривала бойцовые штуковины.
— Давай, Отто, — прошептала она. — Пусть хоть один призадумается.
— Сделаю. Обещаю, — ответил Отто.
— Говорю же, рехнулся, — угрюмо повторил Пауль.
— Тебя не приглашают.
— Уж будь уверен, не пойду.
В трюмо Пауль увидел взгляд Дагмар. В нем читалось разочарование.
— Я буду сражаться в иных боях, — сказал Пауль, понимая, что это звучит неубедительно.
Следующим вечером Отто исполнил обещание. Впятером в переулке они подкараулили и избили двух штурмовиков. Драка была жестокой — сыпались удары кулаками и ногами, сверкали ножи. Дюжие штурмовики, поднаторевшие в уличных схватках, были сильнее пятнадцатилетних пацанов, но числом и страстной ненавистью мальчишки их одолели. Бесчувственных мужиков спихнули в сточную канаву. Обшарили карманы, забрали деньги, а потом Отто присел на корточки и выкинул лезвие ножа.
Сверкающий клинок застыл над горлом распростертой жертвы. Одно движение — и все. Отто глянул на сгрудившихся приятелей. Страх и восторг полыхали в их глазах.
— В другой раз, сучий потрох, — прошептал Отто. — В другой раз.
Затем срезал пуговицы с форменной рубашки.
В любую минуту ожидая ареста, Отто два часа петлял по городу, а потом возник на пороге Фишеров. Вид у него был весьма расхристанный, но фрау Фишер безмолвно впустила его в дом. Последнее время она вообще мало разговаривала, все больше замыкаясь в себе. Вся в своих мыслях, она, вероятно, даже не заметила его синяки, ссадины, окровавленную рубашку, выглядывавшую из-под куртки.
Дагмар заметила.
— Боже мой, Оттси, — выдохнула она, перегнувшись через перила площадки второго этажа.
Отто вспомнил Джульетту из знаменитой английской пьесы, которую в переводе заставляли читать в школе. Темно-рыжие волосы обрамляли идеальное лицо. Огромные карие глаза околдовывали и пленяли.
— Пошли ко мне, — позвала Дагмар.
Фрау Фишер вернулась в гостиную, где, прячась за ставнями, жили воспоминания о золотом времени, а Отто через две ступеньки взлетел по лестнице.
В спальне протянул руку и разжал кулак.
— Тебе, — сказал он.
На ладони его лежали пуговицы с рубашки штурмовика.
Дагмар тихо ойкнула.
— Ты смог, — шепнула она. — Ты это сделал.
— Да. Сделал… для тебя.
Дагмар подняла взгляд и улыбнулась.
Отто ослаб в коленях.
— Здорово, что ты улыбаешься, Даг, — пробормотал он. — Последнее время это нечасто.
— Не получается, всякий раз перед глазами возникает тротуар. Сапоги. А мама и папа лижут плиты…
— Не надо.
— Иногда вижу платформу и людей, которые уводят папу, но чаще — тротуар перед нашим магазином. Мое лицо прижато к тротуарным плитам. Во сне я даже чувствую их запах.
Отто молчал; они с Паулем давно поняли, что частица ее навсегда останется в том дне и никакими словами ее не утешить.
Однако сегодня было чуть иначе. Возможно, его безумный поступок хоть немного ей поможет. Даст передышку от боли и тягот.
Дагмар потрясла пуговицы в кулаке, а потом одну за другой выронила на туалетный столик — дзынь, дзынь, дзынь.
— Наконец-то жертва не я, — прошептала она. — Кто-то другой увидел сапоги перед глазами.
Дагмар угостила его сигаретой «Житан».
Такое бывало часто. Но в этот раз — иначе. Сногсшибательно иначе. Она сама прикурила сигарету. Зажала ее пухлыми губами, сделала затяжку и передала Отто.
Губы его прикоснулись к тому, чего только что касались ее губы.
От возбуждения Отто буквально колотило. Руки неудержимо тряслись.
После пары затяжек Дагмар забрала у него сигарету, сама курнула и вновь вставила ему в рот. Отто чувствовал вкус ее помады, окрасившей кончик.
Он даже не представлял, что курение может быть столь изощренно чувственным. С каждой затяжкой он будто взрослел на целое десятилетие.
Дагмар взяла окурок из его губ и загасила в хрустальной пепельнице, меж безделушек стоявшей на туалетном столике. Потом притянула Отто к себе и поцеловала в губы. Уже не впопыхах, украдкой, как тогда в отеле, но медленно, щедро и чувственно.
Губы ее раскрылись, Отто почувствовал ее язык.
В голове его помутилось, он был словно в горячечном бреду. Полыхал чистый беспримесный восторг. Отто пытался не упустить этот важнейший и прекраснейший миг в своей жизни.
Через секунду Дагмар отпрянула и улыбнулась.
Восхитительный миг закончился, но Отто не роптал. В этаком счастье было не страшно и умереть.
А потом мягкие губы Дагмар коснулись его уха.
— Если хочешь, можешь залезть мне под блузку, — шепнула она.
Невероятное сбылось.
Три долгих года Отто лишь об этом и грезил, и вдруг священный миг настал.
Дагмар вновь приникла к его губам, когда Отто вытянул душистую ткань из-за пояса ее юбки. Рука его нырнула под блузку и двинулась вверх, под шелковистой кожей чувствуя ребра. Пальцы коснулись груди, сначала сквозь лифчик, а потом забрались в чашку и тронули сосок.
От возбуждения Отто трясло. Казалось, и Дагмар дрожит.
Открытие ошарашило. Отто не мог и помыслить, что в Дагмар тоже бурлит желание. Невообразимо, чтобы божество ответило взаимностью. Можно было лишь надеяться, что оно дозволит преданно служить ему по гроб жизни.
Однако ее вроде бы тоже колотило.
Привалившись к туалетному столику, они взасос целовались. Отто пытался одновременно забыться и навеки запомнить неописуемый восторг от подлинного прикосновения к груди Дагмар.
Потом Дагмар его оттолкнула.
— Хватит… — выдохнула она. — Надо остановиться, пока… Не потому что я не хочу… а потому что хочу…
