— Так и есть — я стану козлом отпущения. Форрест никогда мне этого не простит, а Чонси Риккер будет смеяться в кулак.
Он продолжал отчаянно метаться по комнатам.
— Я остался с носом. Меня назовут старым брюзгой и перестанут принимать в расчет. Они взяли верх. Однако еще не поздно все поправить, если это будет выглядеть как благородный жест. — И он оторопело взглянул на шляпу в своей руке, уже снятую с вешалки. — Я не могу… не могу себя заставить. Но я обязан это сделать. Все же он мой единственный сын. Если он меня возненавидит, я этого не вынесу. Раз уж не удалось предотвратить эту свадьбу, остается с ней примириться.
Встрепенувшись, он с испугом взглянул на часы, — по счастью, время еще не ушло. В конце концов, это можно представить так, будто он жертвует своими принципами ради счастья сына. И никто не узнает, каких мук ему это стоило…
Спустя час старая миссис Форрест очнулась от дремы и звонком вызвала служанку.
— Где миссис Уинслоу?
— Она не будет ужинать дома. И остальные тоже.
Тут почтенная леди вспомнила:
— Ах да, сегодня же свадьба. Дай мне очки и телефонный справочник… Так, а теперь подскажи, как правильно пишется фамилия Капоне.
— Риккер, миссис Форрест.
Через пару минут нужный номер был найден.
— Это говорит миссис Хью Форрест, — произнесла она отчетливо. — Я хочу поговорить с молодой миссис Форрест Уинслоу… Нет, не с мисс Риккер, а с миссис Форрест Уинслоу. — Оказалось, что особы с таким именем пока еще не существует. — Хорошо, тогда я перезвоню после венчания.
Когда она еще через час набрала тот же номер, трубку сняла сама новобрачная.
— Это прабабушка Форреста. Я звоню, чтобы пожелать вам счастья. Надеюсь, вы придете меня проведать, когда вернетесь из свадебного путешествия, — если я к тому времени буду жива.
— Конечно, мы придем. Спасибо большое за этот звонок, миссис Форрест.
— Хорошо заботься о Форресте и проследи, чтобы он не стал таким же рохлей, как его родители. Всего вам доброго.
— Благодарю вас.
— Ну вот и славно. До встречи, мисс Капо… До встречи, моя дорогая.
И, таким образом исполнив свой долг, миссис Форрест повесила трубку.
Какая красивая пара!
[27]I
В четыре часа пополудни ноябрьским днем 1902 года Тедди Ван Бек выбрался из двухколесного экипажа перед фасадом помпезного здания на Мюррей-хилл. Это был высокий молодой человек с сутулыми плечами, крючковатым носом и бархатно-карими глазами на очень живом и подвижном лице. В его жилах смешалась кровь колониальных губернаторов и знаменитых финансовых пиратов эпохи дикого капитализма; однако в данном случае эта смесь произвела на свет нечто совершенно новое, ничуть не похожее ни на тех ни на других.
Его кузина, Хелен Ван Бек, ожидала Тедди в гостиной. Глаза ее покраснели от слез, но она была слишком юна для того, чтобы это обстоятельство могло хоть как-то умалить ее красоту — красоту, достигшую той стадии, когда секрет ее расцвета кажется заключенным в ней самой, словно ей суждено расцветать и расцветать бесконечно. Хелен было девятнадцать лет, и, вопреки очевидному слезоточивому факту, она была совершенно счастлива.
Тедди приобнял ее и попытался чмокнуть в щеку, но попал в ухо, когда она отвернула лицо. Он еще немного подержал руку на ее талии, чувствуя, как угасает нежный порыв, а затем сказал:
— Похоже, ты не очень-то рада меня видеть.
Хелен предчувствовала, что эта сцена станет одной из самых запоминающихся в ее жизни, и с бессознательной жестокостью постаралась придать ей максимум драматизма. Она присела на край дивана, повернувшись лицом к креслу.
— Сядь сюда, — приказала она этаким царственным тоном, имевшим в ту пору успех на светских раутах, однако Тедди предпочел указанному месту табурет у рояля. — Нет, не садись там. Я не смогу сосредоточиться, если ты будешь все время вертеться вокруг своей оси.
— Лучше ты садись ко мне на колени, — предложил он.
— Нет.
— Мне удобнее слушать здесь, — сказал он и, опустив одну руку на клавиши, стал наигрывать бравурный марш.
Хелен поняла, что начать разговор в сдержанно-минорной тональности уже не получится.
— Нам надо поговорить о серьезных вещах, Тедди. Поверь, я все основательно обдумала, прежде чем принять это решение. Я хочу попросить… я прошу освободить меня от брачного обязательства.
— Что? — В один миг лицо Тедди покрылось мертвенной бледностью.
— Сейчас я все объясню. Я уже давно убедилась в том, что между нами нет ничего общего. Вся твоя жизнь сосредоточена на музыке, а я даже собачий вальс сыграть не в состоянии.
Голос Хелен звучал глухо, как будто каждое слово давалось ей с трудом; мелкие зубы нервно покусывали нижнюю губу.
— И что с того? — спросил он, отойдя от первого потрясения. — Моей музыки хватит на нас двоих. Ты ведь не обязана разбираться в финансах, если выходишь замуж за банкира, верно?
— Это совсем другое дело, — сказала Хелен. — Как мы с тобой будем проводить время? Ты, к примеру, не любишь ездить верхом, что для меня очень важно. Ты сам говорил, что боишься лошадей.
— Еще бы мне их не бояться, — согласился он и помрачнел, вспоминая о неприятном. — Вечно они норовят меня укусить.
— Все это очень…
— Я не встречал ни одной лошади, — продолжил он, — которая не пыталась бы меня укусить. Они делали это, едва я подходил к ним с уздечкой, а стоило мне забраться в седло, как лошадь поворачивала голову с намерением цапнуть меня за ногу.
Унаследованные ею отцовские глаза (кстати, отец подарил ей шетлендского пони уже на третий день рождения) сверкнули холодно и отчужденно.
— Что говорить о лошадях, если тебе не по душе и люди, которые нравятся мне, — сказала она.
— Но я вполне могу их терпеть. Я терплю их всю свою жизнь.
— Короче, мы с тобой сделаем большую глупость, если заключим этот брак. Я не вижу никаких оснований для совместной… совместной…
— Езды верхом?
— Да нет, я уже не об этом…
Хелен помедлила, а затем изрекла не очень уверенным тоном:
— Может, я просто недостаточно умна для тебя.
— Хватит молоть эту чушь! — отрезал он, не желая ходить вокруг да около. — Скажи мне, кто этот мужчина?
Хелен потребовалось несколько секунд, чтобы снова овладеть собой. Ее всегда возмущала манера Тедди обращаться к женщинам без церемоний, принятых в хорошем обществе. Временами она просто переставала его узнавать и даже несколько пугалась этого.
