— Моя Лоретта хочет тебе кое-что сказать.
Джо поднял глаза на хорошенькую молодую женщину в белом платье, с яркими влажными глазами.
— Хорошо, мэм, — произнес он. — Садитесь, пожалуйста.
— Я предпочла бы постоять, сэр.
— Как вам будет угодно.
— Мистер Коглин, — произнесла она, сложив руки чуть ниже живота, — мой отец говорит, что когда-то в вас жил хороший человек.
— Не знал, что этот человек скончался.
Лоретта откашлялась.
— Мы знаем о вашей филантропической деятельности. И о такой же деятельности женщины, с которой вы решили сожительствовать.
— «Женщина, с которой я решил сожительствовать», — повторил Джо лишь для того, чтобы попробовать, как это звучит.
— Да-да. Мы знаем, что она ведет довольно активную благотворительную деятельность среди обитателей Айбора и даже в Большой Тампе.
— У этой женщины есть имя, — заметил он.
— Но ее добрые дела преходящи по своей природе. Она отказывается от любого участия в религиозной жизни и отталкивает все попытки приобщить ее к единственному истинному Господу.
— Ее имя — Грасиэла. И она католичка, — сообщил Джо.
— Но пока она не согласится прилюдно, что ее трудами движет рука Господа, она, сколь бы благими ни являлись ее намерения, остается помощницей дьявола.
— Ого! — произнес Джо. — Вот тут я, признаться, чего-то не улавливаю.
— Надеюсь, мои слова вы уловите, — отозвалась она. — Все ваши добрые деяния, мистер Коглин, ничуть не служат оправданием ваших дурных поступков и вашей отдаленности от Господа.
— Почему же?
— Вы извлекаете прибыль из незаконных пристрастий ближних. Вы наживаетесь на слабостях людских, на их потребности в праздном, ненасытном, похотливом поведении. — Она одарила его печальной, но доброй улыбкой. — Но вы можете освободиться от этого.
— Я не хочу, — заметил Джо.
— Конечно же хотите.
— Мисс Лоретта, — произнес Джо, — мне кажется, вы замечательный человек. Насколько я понимаю, количество прихожан у нашего проповедника Ингаллса утроилось с тех пор, как вы стали выступать перед ними.
Глядя в пол, Ирв показал пять пальцев.
— Ах вот как, — произнес Джо. — Извините. Значит, аудитория выросла впятеро. Поздравляю вас.
Улыбка не покидала доброго и печального лица Лоретты. Это лицо говорило: я знаю, что ты хочешь сказать, еще до того, как ты это скажешь, и считаю эти слова бессмысленными еще до того, как они вылетят у тебя изо рта.
— Лоретта, — проговорил Джо, — я продаю товар, который людям настолько нравится, что не пройдет и года, как восемнадцатую поправку сметут.
— Это не так, — возразил Ирв, набычившись.
— О, — сказал Джо, — это так. В любом случае сухой закон мертв. Его использовали, чтобы держать бедняков в узде, но попытка провалилась. Его использовали, чтобы средний класс стал более трудолюбивым, но он стал лишь более активным. За эти десять лет выпито больше спиртного, чем за какое-либо из прежних десятилетий, и это потому, что люди его хотят — и не желают, чтобы им запрещали его получать.
— Но, мистер Коглин, — произнесла Лоретта рассудительным тоном, — то же самое можно сказать и о внебрачных связях. Люди хотят блудить и не хотят, чтобы им говорили, что делать этого нельзя.
— И не надо.
— Простите?
— И не надо им говорить этого, — пояснил Джо. — Если люди хотят вступать во внебрачные связи, я не вижу настоятельной причины им препятствовать, мисс Фиггис.
— Но если они захотят возлечь с животными?
— А они хотят?
— Простите?
— Люди хотят спариваться с животными?
— Некоторые хотят. И это извращение распространится дальше, если будет по-вашему.
— Боюсь, я не вижу связи между выпивкой и скотоложством.
— Это не значит, что такой связи не существует.
Теперь она села, по-прежнему стискивая руки.
— Связи нет, — произнес Джо. — Именно об этом и говорю.
— Но это лишь ваше мнение.
— Точно так же некоторые назвали бы и вашу веру в Бога.
— Значит, вы не верите в Бога?
— Не совсем так, Лоретта. Я не верю лишь в вашего Бога.
Джо покосился на Ирва: он чувствовал, что тот закипает, но Ирв по-прежнему отводил взгляд, он смотрел на свои руки, стиснутые в кулаки.
— Зато Он в вас верит, — отозвалась Лоретта. — Мистер Коглин, вы свернете со своего дурного пути. Я это знаю. Я вижу это в вас. Вы раскаетесь, и вас окрестят во Христе. И вы станете великим пророком. Я вижу это так же ясно, как этот греховный град на холме — здесь, в Тампе. Да-да, мистер Коглин, предвидя ваши шутки: я понимаю, что в Тампе нет холмов.
— Ну да, что-то их не замечаешь, даже если быстро катишь на машине.
Она улыбнулась по-настоящему: он вспомнил, как несколько лет назад видел на ее лице точно такую же улыбку, когда случайно встречал ее.
Но потом эта улыбка снова сменилась печальной и застывшей усмешкой, и ее глаза снова вспыхнули, и она протянула ему через стол затянутую в перчатку руку, и он пожал ее, думая о следах от уколов, которые она скрывает, и Лоретта Фиггис произнесла:
— Когда-нибудь я уговорю вас свернуть с вашего пути, мистер Коглин. Можете быть уверены. Я чувствую это всем моим существом.
— Если вы это чувствуете, — заметил Джо, — это еще не значит, что дело обстоит именно так.
— Но и не значит, что оно обстоит по-другому.
— Что ж, согласен. — Джо поднял на нее взгляд. — Почему бы и вам не отнестись к моим убеждениям с таким же беспристрастием и снисходительностью?
Скорбная улыбка Лоретты стала ярче.
— Потому что они ошибочны.
К несчастью для Джо, Эстебана и семьи Пескаторе, по мере роста популярности Лоретты росло и ее политическое влияние. Через несколько месяцев ее прозелитическая деятельность начала угрожать грядущей сделке с казино. Те, кто прежде заводил разговор о Лоретте, делали это главным образом для того, чтобы высмеивать ее или дивиться обстоятельствам, которые привели к ее нынешнему положению, — типично американская история: дочка шефа полиции едет в Голливуд, а возвращается совершенно полоумной и на руках у нее следы уколов, которые местные дурачки принимают за стигматы. Однако тон этих разговоров начал постепенно меняться — и не только в те вечера, когда на дорогах образовывались пробки из-за очередного выступления Лоретты на религиозном собрании. Теперь иначе говорили о Лоретте и самые обычные горожане, которым довелось с ней встретиться. Лоретта этим встречам всячески способствовала, ей и в голову не приходило прятаться от взглядов общественности. Она бывала не только в Гайд-парке, но и в Западной Тампе, и в главном порту Тампы, и в Айборе, где любила покупать кофе, оставшийся теперь единственной ее слабостью.
