Внутри оказалось темно и прохладно, мебели почти не было, голые цементные полы устилали циновки. Они прошли по коридору и, поднявшись по лестнице, оказались на крыше, где их снова окутала полуденная жара. Большую часть пространства покрывал ковер сушившихся фиников, но в дальнем конце осталось место для стола и стульев. Хозяин пригласил их туда. Под ними раскинулась деревня, окруженная полями и оливковыми и цитрусовыми рощицами, хотя Сария подозревал, что старик привел их сюда не затем, чтобы любоваться видом, а потому что не хотел принимать полицейских в доме. Они сели, и Халифа, не предложив хозяину пачку, закурил.
– Итак, что вам надо? – спросил старик, не утруждая себя предварительными любезностями.
– Я хочу поговорить с вами о семье Аттиа, – начал Халифа, махнув сигаретой куда-то в сторону востока, где в холмах стояла ферма. – Полагаю, вы их знаете.
– Ах эти, – проворчал старик. – Христиане. Возмутители спокойствия.
– Каким образом?
Староста пожал плечами, оставив вопрос без ответа.
– Я слышал, у них испортилась вода, – сказал он. – Аллах всегда наказывает неверных.
– Господин Аттиа считает, что наказание последовало от кого-то, кто значительно ближе к его дому.
– Аттиа может считать все, что ему вздумается. Если вода в хорошем источнике внезапно становится непригодной, это явно промысел Божий.
Халифа затянулся сигаретой и подался вперед.
– Вы не любите христиан?
– Бог не любит христиан. Так сказано в Священном Коране.
Полицейский открыл было рот, словно собирался возразить, но передумал и вместо этого еще раз затянулся.
– Какие у вас отношения с семьей Аттиа? – спросил он.
– У нас нет никаких отношений с семьей Аттиа. Они сами по себе. Мы сами по себе.
– Их водопровод подключен к вашей системе.
Староста не ответил. И неудивительно, если предположить, что подключение скорее всего было сделано без ведома компании водоснабжения Луксора, следовательно, нелегально.
– Сколько они вам платят за воду? – спросил Халифа.
– Достаточно.
– Полагаю, более чем достаточно.
– Они нас попросили, а не мы их, – ощетинился старик. – А если им что-то не нравится, могут убираться на все четыре стороны. Мы делаем им одолжение.
Халифа промолчал, только холодно посмотрел на старосту и еще раз затянулся «Клеопатрой». На верхней площадке лестницы появилась молодая женщина с чаем на подносе. Остановилась, склонив голову, и, только дождавшись, когда староста махнет рукой, поставила поднос на стол и поспешила прочь. Хотя голову ее покрывал платок и она не поднимала лица, детектив заметил у нее под левым глазом синяк.
– Ваша дочь? – спросил Сария.
– Жена! – отрезал старик. – Есть еще вопросы? Может, желаете знать, когда я в последний раз испражнялся?
Детективы переглянулись. Халифа едва заметно покачал головой, давая понять напарнику, чтобы тот не вздумал отвечать на оскорбление. Где-то внизу гортанно закричал верблюд.
– У двоюродного брата господина Аттиа два месяца назад были такие же проблемы с водой, – продолжал Халифа.
– Слышал что-то в этом роде.
– А у вас проблемы с водой возникали?
– В последние сорок лет не было.
– А до этого?
– До этого здесь не было деревни.
Халифа поднялся, взял с подноса чашку с чаем, подошел к краю крыши и посмотрел на поля. В пятидесяти метрах от них вода хлестала из трубы в большой бетонный резервуар, а откуда поступала в сеть оросительных каналов. Кроме кукурузы, оливок, апельсинов и берсима, здесь были еще посадки млухии, шелковицы, дынь, табака и чего-то напоминающего гуаву, – остров зелени, посреди раскинувшегося желтого океана.
– Хорошо вы здесь устроились, – заметил детектив.
– Надо думать.
– Много воды.
Староста пробормотал что-то неразборчивое.
– Господин Аттиа говорит, что она течет откуда-то с гор.
– Так утверждают специалисты. Мы ею только пользуемся. Мы простые фермеры, а не… – Старик запнулся, подбирая слово.
– Геологи, – подсказал ему Сария.
– Хотя бы и геологи, – кивнул староста. – Хорошая вода, постоянный напор. За ней приходится добираться на большую глубину. Но она там есть – это все, что нас интересует.
– И у вас никаких проблем.
– Никаких. Я уже вам сказал.
Халифа еще немного полюбовался окрестностями, пригубил чай и повернулся.
– Как по-вашему, почему испортилась вода у господина Аттиа?
– И об этом я тоже говорил. Аллах всегда наказывает неверных. Такова Его воля.
– Не кажется ли вам, что кто-нибудь из деревни мог немного помочь Всевышнему осуществить его волю?
Старик фыркнул, откинул голову и сплюнул с крыши на улицу. Губы оттянулись, обнажив ряд неровных, похожих на растрескавшийся тростник коричневых зубов.
– Может, хватит валять дурака? Скажите прямо: вы обвиняете нас в том, что мы отравили их колодец! – Он обжег взглядом детектива.
– Так это вы отравили?
– Нет. Если бы мы хотели выжить их отсюда, то с какой стати стали бы снабжать питьевой водой?
Этот же вопрос Халифа задал чуть раньше на ферме.
– Например, чтобы подзаработать. – Он докурил сигарету и бросил окурок в том же направлении, куда только что сплюнул хозяин дома. – Выжать из Аттиа побольше денег.
Старик хмыкнул, давая понять, что детектив сказал полную чушь.
– Или кто-нибудь это сделал без вашего ведома.
– Я здесь староста. Без моего ведома в этой деревне никто и пикнуть не смеет. Что бы там ни случилось с этими людьми, к нам это не имеет никакого отношения. У них своя жизнь, у нас своя. У вас есть ко мне что-нибудь еще?
Больше ничего не было. Халифа задал напоследок несколько вопросов, как показалось Сарии, больше для того, чтобы показать старосте, что они не шутят. Шеф уже не рассчитывал получить полезную информацию. Выяснилось, что пару лет назад двоюродный брат Аттиа поспорил с одним из жителей деревни по поводу того, кто из них хозяин нескольких голубей, но дело кончилось к удовлетворению обеих сторон. И еще что имам деревни – так же как и Аттиа – выходец из Фаршута, хотя, насколько известно старосте, раньше их дороги не пересекались. Вот и весь результат. Разговор зашел в тупик, и детективам не оставалось ничего иного, как закругляться с допросом.
Снова оказавшись на улице, Халифа повернулся и пристально посмотрел на старосту.
– Я буду внимательно за этим наблюдать. Очень внимательно. И если у Аттиа снова возникнут хоть какие-то проблемы, я вернусь.
