– Elle a cassé mâ mâchoire, la chienne
[16]
, – пробормотал он, держась рукой за челюсть.
«Пресли» не ответил, отошел на два шага и прицелился Семблэру в голову.
– Смотри в объектив, – приказал он. – Назовешь свое имя и название своей компании, а затем четко объяснишь, чем занимался здесь, в Африке.
Он дал знак включить камеру.
– Начинай, извращенец.
Иерусалим
Собор Святого Иакова находится в сердце Армянского квартала Иерусалима в двухстах метрах ходьбы от Кишле. К нему примыкает окруженная высокими стенами, похожая на каньон улица, где располагается резиденция патриархата Армянской апостольской церкви. Не успел Бен-Рой пройти полпути, как дождь полил словно из ведра, и ему пришлось укрыться в дверях «Армянской таверны». Костеря Пинкаса за то, что тот пожалел ему зонт, Бен-Рой достал мобильный телефон – решил воспользоваться возможностью позвонить Саре. Извиниться.
Как странно складывается жизнь. Все происходит не совсем так, как ждешь. Несколько лет назад у Бен-Роя была невеста, и они собирались пожениться. Но Галю убили, и жизнь рухнула в пропасть. Так он думал, считая, что похоронен навечно. Но против всех ожиданий из этого состояния его вытащили два человека. Одним из них была Сара.
Они вместе уже четыре года. И это были хорошие годы. Восхитительные. Особенно в начале. Галя, конечно, постоянно присутствовала в его мыслях. Но с Сарой жизнь могла продолжаться. Он излечился. И это касалось не только личной жизни. Снова наладились дела на работе. Его повысили, сделали старшим детективом, отметили в приказе за три удачных расследования. Вернулись его увлеченность сыском, одержимость работой.
Но вместе с этим возникли и сложности. Любой детектив в любой точке мира подтвердит, что очень трудно поддерживать равновесие – одновременно оберегать закон и сохранять отношения в семье. А в таком не дающем расслабиться городе, как Иерусалим, это надо приумножить вдвое. И втрое – в Старом городе, где вера и ненависть, Бог и дьявол, молитва и преступление образуют такой клубок противоречий, что распутать его практически невозможно.
За исключением пары случаев у всех его коллег был на счету по крайней мере один развод, но, как правило, больше. Работа и женщины – эти два мира никак не удавалось совместить. Разве можно уклониться от полицейской облавы на торговцев наркотиками только потому, что подруге вздумалось провести приятный вечер у телевизора? Как романтически ухаживать за ней после работы, если целый день допрашивал серийного насильника? Как не ответить на звонок, если тебя зовут к трупу в соборе, даже если перед тобой изображение твоего ребенка во чреве матери? Где и как провести линию?
С Галей у них был бурный роман – он сделал ей предложение всего через несколько месяцев после знакомства. Напряжение работы не успело испортить их отношения. Зато с Сарой времени для этого оказалось предостаточно. Она старалась изо всех сил, многое ему прощала, но всякому терпению наступает предел, потому что накапливается так много отмененных ужинов и столько часов полного погружения мужа в самого себя.
Трения между ними становились сильнее, ссоры чаще, пропасть ширилась, чувство обиды росло. Настанет день, и она неизбежно все бросит. Был период, когда ненадолго случилось примирение – помог секс, причем, как ни странно, так хорошо им никогда не было. Но опять вмешалась работа, и двумя неделями позже Сара объявила:
– Я люблю тебя, Арие. Но не могу жить лишь с частицей тебя. Даже если ты дома, то ты не со мной, твои мысли где-то еще. Так не пойдет. Мне требуется больше.
Он съехал с квартиры, погрузился с головой в работу, стараясь убедить себя, что так даже к лучшему.
Спустя пять недель Сара позвонила и сообщила, что беременна.
– От меня? – спросил Бен-Рой.
– Нет, от Менахема Бегина. Заморозила его сперму перед тем, как он умер. От тебя, от кого же еще, дафук
[17]
?
Он потерял любовницу, зато приобрел ребенка. Странно, как складывается жизнь.
Телефон у Сары был переключен на прием голосовой почты, и Бен-Рой оставил сбивчивое сообщение: мол, надеется, что все в порядке, сожалеет, что пришлось убежать, и позвонит позже. Разъединившись, снова спрятался в дверях дожидаться, когда стихнет дождь.
Как правило, на улице Армянской патриархии царило спокойствие. Но с началом муниципальных дорожных работ и закрытием Яффских ворот выезжающий из Старого города транспорт направлялся сюда – к Сионским и Мусорным воротам. Результат – бесконечная вереница машин, такси и автобусов тридцать восьмого маршрута, забивших узкий проезд и теснивших пешеходов к стенам по обеим сторонам улицы. Мимо торопливо прошли два хареди
[18]
– головы опущены, на шляпах хомбург
[19]
пластиковые пакеты, чтобы уберечь их от дож дя. За ними – группа туристов в одинаковых синих куртках с капюшонами и надписью на спине: «Путешествия по Святой земле: приблизьтесь к Богу». Они выглядели несчастными – кто бы мог подумать, что на Святой земле может пойти дождь. Особенно в июне. В дождь град Господень вовсе не походил на Царствие небесное.
Но в конце концов ливень поутих, и Бен-Рой продолжил путь. Он миновал бар «Булгури» и углубился в короткий пятидесятиметровый тоннель, где ему пришлось распластаться по стене, чтобы его не раздавил автобус. По другую сторону располагался армянский художественный центр «Сандроуни». Слева от него над арочным входом красовалась выбитая на камне надпись на трех языках: арабском, армянском и латыни – единственная, которую мог разобрать Бен-Рой: «Армянский собор Святого Иакова». Рядом стояли два обычных полицейских и два пограничника в зеленой форме.
Бен-Рой показал удостоверение и вошел в арку. Всего второй раз за семилетнюю службу в иерусалимской полиции у него появилась причина переступить границы этой территории. Армянская община была небольшой, сплоченной и доставляла меньше хлопот, чем ее еврейские и мусульманские соседи.
Вправо от ворот шел сводчатый проход, слева находилось застекленное окно помещения охраны, за которым перед монитором системы видеонаблюдения сидели трое мужчин в кожаных куртках и матерчатых кепках. За ними, склоняясь к экрану, стояла Нава Шварц, специалист Кишле по видеокамерам. Заметив Бен-Роя, она помахала рукой, а затем показала, что ему нужно идти в проход и там свернуть в первую дверь налево. Путь вывел его в небольшой, похожий на тюремный, зажатый между высокими стенами мощеный двор. Вход в собор находился напротив, в глубине обнесенной забором аркады, и его перегораживала бело-красная полицейская лента. Наверху, взирая на небо и отрешившись от бренного мира, стояли раскрашенные статуи Христа и святых.
