— Нед, ну…
— Хью, ладно тебе.
— Не могу я!
— Сам видишь, сколько я уже знаю про этого типа. И нужно мне совсем немного. Чуточку. Ну пожалуйста!
Фурье помялся, вздохнул:
— Вроде помню я его, да. В точности как ты описал. Акцент сильный, немецкий.
— И как раз двадцать восьмого?
— Кажется. Пару недель назад.
— А можешь проверить? — спросил Беттертон, надеясь, что Хью полезет в компьютер проверять, а там можно и на экран ненароком глянуть…
Но Фурье наживку не заглотал.
— Не могу, — отрезал он.
Эх, не везет…
— А имя?
Фурье замялся снова:
— Э-э, хм… да, Фальконер. Кажется, Конрад Фальконер. Нет, Клаус.
— И откуда прилетел?
— Из Майами. «Дикси эрлайнз».
— А откуда ты знаешь? Видел его билет?
— Мы просим клиентов указывать их рейс, чтобы сохранять зарезервированную машину в случае опоздания.
На лице Хью обозначилось раздражение, и Нед понял: больше ничего не выжмешь.
— Ладно, Хью, спасибо. С меня причитается!
— Это точно.
В офис зашел очередной клиент, и Фурье с очевидным облегчением поспешил к нему навстречу.
Сидя в своем «ниссане» на парковке проката, Беттертон включил ноутбук, проверил, хороша ли связь с Интернетом, а затем быстренько пошарил по сайту «Дикси эрлайнз». Так, у нее всего два рейса в местный аэропорт. Один — из Нью-Йорка, второй — из Майами. Прибывают с интервалом в один час.
«Плащик крутой, вроде тех, что шпионы в фильмах носят», — так сказал Билли Б.
Ага, еще одна небольшая проверка. 28 октября в Майами было солнечно и жарко. А в Нью-Йорке — дождливо и холодно.
Наверняка этот тип и убил супругов Броди. И солгал насчет рейса. Неудивительно. Конечно, может быть, он и насчет авиакомпании солгал, а имя придумал. Но это уж слишком параноидально.
Нед задумчиво выключил ноутбук, закрыл его. Фальконер прибыл из Нью-Йорка, Пендергаст живет в Нью-Йорке. Связаны ли они друг с другим? Пендергаст был в Мэлфорше по официальному делу, это как пить дать. Вряд ли это дело предусматривало взрыв бара и проделывание дыр в лодках. А еще и капитан из полиции Нью-Йорка. За тамошними копами тянулась дурная слава: и продажные они, и в торговлю наркотиками замешаны. Вот и складывается глобальная картинка: река Миссисипи, сожженная лаборатория среди болот, связи с Нью-Йорком, жестокое, похожее на казнь убийство Броди, продажные полицейские…
Да тут пахнет крупной аферой наркодельцов!
Вот что: надо лететь в Нью-Йорк. Нед достал из кармана сотовый, набрал номер.
— «Эзервилльская пчела», — пропищало в трубке пронзительно. — Говорит Жанин.
— Жанин, это я, Нед.
— О, Нед! Как твои каникулы?
— Спасибо, неплохо. Расширил кругозор.
— Вернешься завтра на работу? Мистеру Крэнстону нужно, чтобы ты написал репортаж про конкурс поедания ребрышек в…
— Извини, Жанин, мне нужно продлить каникулы на пару дней.
— И когда же ты вернешься?
— Не знаю. Может, через три дня. Или через четыре. Я тебе сообщу. Вообще, по закону, мне еще неделя полагается.
— Да, но я не уверена, что мистеру Крэнстону это понравится… — сказала Жанин смущенно.
— До встречи! — попрощался Нед и отключился прежде, чем она успела ответить.
Глава 48
Нью-Йорк
Доктор Джадсон Эстерхази, играющий роль доктора Эрнеста Пула, вышагивал рядом с Фелдером по коридору больницы «Маунт-Мёрси» вслед за доктором Остромом, директором больницы. Директор был вежлив, тактичен и в высшей степени профессионален — наилучшие качества для человека его положения.
— Полагаю, вам покажутся чрезвычайно интересными результаты сегодняшней консультации, — поведал Эстерхази Острому. — Как я уже объяснял доктору Фелдеру, весьма высоки шансы на то, что пациентка продемонстрирует избирательную амнезию по отношению ко мне.
— С нетерпением этого ожидаю, — ответил Остром.
— Надеюсь, вы ничего не говорили ей обо мне, не сообщали о нашем визите?
— Ей ничего не говорили.
— Отлично! По-моему, разумно сократить время визита до минимума. Ведь как бы она себя ни проявила, эмоциональный стресс, пусть и не осознаваемый пациенткой, будет весьма велик.
— Разумная предосторожность, — согласился Фелдер.
Они завернули за угол, подождали, пока служащий откроет металлическую дверь.
— Несомненно, ей будет неловко в моем присутствии, — заметил Эстерхази. — Дискомфорт вызовут ее подавленные воспоминания о моих с ней консультациях.
Остром кивнул.
— И еще: в завершение консультации я был бы благодарен за возможность пару минут поговорить с ней наедине.
Остром обернулся с озадаченным видом.
— Мне хочется узнать, — пояснил «доктор Пул», — изменится ли ее поведение, когда я останусь с нею один на один. Продолжит ли она делать вид, что не узнает меня.
— Не вижу к тому никаких препятствий, — согласился Остром.
Он остановился перед дверью, различающейся от соседних лишь номером, и легонько постучал.
— Можете войти, — раздалось из-за двери.
Остром открыл, затем предложил гостям войти в маленькую комнатку без окон. Из мебели здесь были только кровать, стол, книжный шкаф и пластиковое кресло. Молодая женщина сидела в кресле и читала книгу. Она подняла голову и посмотрела на вошедших.
Эстерхази глядел на нее с любопытством. Давно гадал, как выглядит подопечная Пендергаста, и был сторицей вознагражден за ожидание. Констанс Грин была привлекательна. Нет, по-настоящему красива. Стройная, гибкая, маленькая, с короткими темно-каштановыми волосами, с идеально гладкой, как фарфор, кожей, с фиалковыми глазами, умными, внимательными и поражающими странной глубиной.
Констанс обвела гостей взглядом. На Эстерхази задержалась, но выражение ее лица осталось прежним.
Он не боялся, что Констанс узнает шурина своего опекуна. Пендергаст был не из тех, кто держит в доме семейные портреты.
— Доктор Остром, доктор Фелдер, очень рада видеть вас снова, — сказала она, откладывая книгу и вставая.
Эстерхази взглянул на обложку: она читала Сартра, «Бытие и ничто».
Поразительно: движения, манера речи, самое ее существо казались отголоском давнего времени учтивости, изысканных манер, благородства. Казалось, она сейчас пригласит нанесших визит джентльменов на чай из розовых лепестков и сэндвичи с огурцом.
[11]
Констанс вовсе не походила на безумную мать-детоубийцу из закрытой психиатрической лечебницы.
