— О. — Айвори попалась, но не на лжи, а на неточности. Она разозлилась на себя за эту оплошность, да настолько сильно, что ее щеки залил яркий румянец. — Да, действительно. Почему-то слово «убийство» вызвало у меня в памяти нечто более… более личное. А это я воспринимаю как политическое преступление. Боюсь, я ничего не знаю об анархистах. Мы здесь ведем очень тихий образ жизни, очень замкнутый.
Питт не смог понять по ее лицу, каково ее отношение к «политическому преступлению» — одобрительное или осуждающее. Неужели она и себя представляла в парламенте? Или леди Мэри Карфакс просто пересказывала весь набор слухов и собственных предрассудков?
— Но вы были знакомы с мистером Этериджем?
— Не в дружеском плане. — Теперь в ее голосе — это был удивительный инструмент, красивый, глубокий, страстный, гибкий, способный передавать сотни оттенков и значений, — прозвучал смех.
— Понимаю, миссис Айвори, — сказал инспектор. — Но, как мне известно, было несколько случаев, когда вы обращались к нему в профессиональном плане?
Ее лицо стало жестким, внутренний свет погас, и в нем отразилось нечто, пугавшее своей силой, ненависть, от которой у нее перехватило дыхание, а тело свело судорогой.
Питт машинально шагнул вперед, но тут же одернул себя и замер в ожидании. Эта женщина вполне могла взять бритву, подкрасться сзади и перерезать горло от уха до уха. Да, она не выглядит сильной для такого действия, но вот силы духа ей не занимать.
Молчание, повисшее в комнате, было настолько тяжелым, что любой самый слабый звук казался оглушительным — звон посуды на кухне, где орудовала горничная, стук детских ножек по тротуару за окном, пение птички.
— Было, — наконец произнесла Флоренс, не отрывая взгляда от инспектора. Создавалось впечатление, будто она проталкивает воздух сквозь стиснутые зубы. — И если с другими он поступал так же, как поступил со мной, я не удивлена тем, что кто-то убил его. Но я его не убивала.
— А как он поступал, миссис Айвори? В чем была его непоправимая ошибка?
— Он пробуждал надежду, а потом предавал ее, мистер Питт. Вы оправдываете предательство? Хотя, возможно, вы нечасто сталкивались с ним… Не сомневаюсь, у вас есть способы борьбы, спасительные средства для тех случаев, когда вас используют, когда вам причиняют зло… Вот только не надо так смотреть! — Ее лицо вдруг исказила усмешка, выражавшая презрение, смешанное с издевкой. Томас впервые видел такое. — Я не имею в виду, что он завладел моим девичьим сердцем — хотя, Господь свидетель, в его сети попало немалое количество женщин. У меня не было личных отношений с мистером Этериджем, уверяю вас!
На мгновение вся ситуация показалась Питту абсурдной, но потом он подумал, насколько необъяснимая штука любовь, не говоря уже о жажде, которая притягивает людей под маской любви. Флоренс Айвори была женщиной с характером, незаурядной личностью, поэтому нельзя утверждать наверняка, что ее своеобразие не могло заинтересовать Этериджа. Его возражения умерли прежде, чем он успел их высказать.
— Я понимаю, что он общался с вами как депутат парламента, и, как я допускаю, ваше чувство несправедливости мало принималось в расчет.
Она грустно рассмеялась.
— Вы в высшей степени тактичны, мистер Питт. Чьи чувства вы пытаетесь щадить? Только не мои! Что бы вы ни сказали о мистере Этеридже, все это будет значительно мягче того, что я могла бы сказать о нем. Или это ваш долг — хорошо отзываться о тех, кто стоит выше вас?
У Питта на языке вертелось множество ответов, большей частью саркастических или критических, однако он сдержался. Он не допустит, чтобы она диктовала ему, как выполнять его работу или как себя вести.
— Мой долг, миссис Айвори, выяснить, кто убил мистера Этериджа. Мое мнение о нем не играет никакой роли, — холодно произнес инспектор. — Вполне возможно, я не относился бы с большой симпатией ко многим из тех, кто стал жертвой убийц, знай я этих людей до убийства. К счастью, право ходить по улицам и не бояться, что вас убьют, не зависит от того, дружите вы с полицейским или нет.
На ее лице промелькнул гнев, потом появилась улыбка.
— Я тоже так считаю, иначе мне пришлось бы жить в страхе. У меня острый язычок, мистер Питт. Вы абсолютно правы, я действительно обращалась к мистеру Этериджу за помощью как жительница его избирательного округа — в то время я жила в Линкольншире.
— А он, как я понимаю, вам не помог?
И снова ненависть исказила ее лицо, превратила его в уродливую маску; губы, которые всего секунду назад были мягкими, подвижными, изящными, вдруг сжались в ровную, полную горечи линию.
— Он пообещал помочь, но в конечном итоге повел себя, как все мужчины. Он предал меня и оставил ни с чем! — Ее трясло, тощее тело под хлопчатобумажным платьем было напряжено, плечи окаменели — настолько сильна была ее ненависть. — Ни с чем!
Французское окно открылось, и из сада вошла та самая женщина — она, очевидно, услышала гневный голос Флоренс. Она была младше миссис Айвори, лет двадцати, и совершенно иной конституции: высокая, стройная, с изящной грудью, некостлявыми руками. Россетти
[20]
мог бы взять ее идеальное с точки зрения прерафаэлитов лицо в качестве натуры для своего цикла об Артуре: в нем отражались и житейское простодушие, и неосознанная сила, присущие героям всех его сюжетов.
Она подошла к Флоренс, обняла ее за плечи и сердито посмотрела на Питта.
Флоренс тоже обняла девушку.
— Все в порядке, Африка. Мистер Питт из полиции. Он расспрашивает меня в связи с убийством Вивиана Этериджа. Я рассказывала ему, что за человек был мистер Этеридж. Естественно, я упомянула о собственных впечатлениях от общения с ним. — Она перевела взгляд на Томаса. — Мистер Питт, позвольте представить, моя подруга и компаньонка мисс Африка Дауэлл. Ей принадлежит этот дом, и она проявила исключительное великодушие, приютив меня и дав мне крышу над головой, когда я оказалась в бедственном положении.
— Как поживаете, мисс Дауэлл? — мрачно произнес Питт.
— Как поживаете? — настороженно ответила девушка. — Что вам от нас надо? Мы презирали мистера Этериджа, но мы не убивали его, и нам неизвестно, кто его убил.
— Я и не предполагал, что вам это известно, — сказал Питт. — Во всяком случае, вам. Однако я рассчитывал, что, возможно, вы знаете нечто такое, что облегчило бы мне понимание того, что мне уже известно, или того, что я в скором времени выясню.
— Среди наших знакомых нет ни одного анархиста. — Что-то в повороте ее головы, излишне открытом взгляде натолкнуло Питта на мысль, что не все в ее словах правда.
— Вы считаете, что это дело рук анархистов? А почему, мисс Дауэлл?
Африка сглотнула, озадаченная. Ответ был совсем не таким, какой она ожидала.
Ей на помощь пришла Флоренс:
