Слегка огорченный, Вольфганг Хаузер пожал плечами. Похоже, он сам не знал, какого ответа ждет от меня, и не предусмотрел дальнейшего плана действий.
— Вы не доверяете мне, — сказал он. — И совершенно справедливо. С чего бы вам доверять мне? Как идиот, я преследовал вас в тумане, поймал на лыжне и притащил на ланч. А потом стал навязываться к вам с откровениями, которые следовало держать при себе. За все это я приношу вам глубокие извинения. Но все-таки я хочу сказать вам еще одно…
Я с волнением ждала, но оказалась совершенно не подготовленной к очередной взрывной информации.
— Я лично знаком с вашим дядей Лафкадио Беном из Вены, — сообщил Вольфганг. — Меня послали сюда в Айдахо, чтобы я всячески защищал вас. До вашего возвращения из Сан-Франциско я прилетел сюда, чтобы обеспечить ваше участие в моем проекте — не только из-за ваших профессиональных достоинств, признаюсь, но и потому, что унаследованные вами документы не должны попасть в плохие руки. Вы понимаете?
О Матерь Божия и все святые, вместе взятые! О чем он говорит?!
— Ариэль, — сказал он. — Поверьте, соглашаясь на это задание, я никак не ожидал, что вы окажетесь… — Он помедлил и внимательно посмотрел мне в глаза. — О Scheiss,
[18]
как же все осложнилось, — промямлил он в итоге и, отвернувшись, чтобы я не видела выражения его лица, начал вытаскивать лыжи из снега. — Давайте вернемся в город, если вы не против.
Такой поворот сильно изменил мои только что сформированные планы. Я собиралась отделаться от непрошеного попутчика под предлогом того, что из-за моей утраты или по каким-то иным причинам хочу поразмышлять о смысле жизни в спокойном уединении. Но после того как мы с Вольфгангом так мило поболтали за Gluhwein и он намекнул на вспыхнувшее ко мне чувство, сообщил о своем знакомстве с «паршивой» ветвью моей семьи, а также, как я заметила, уже не раз заинтересованно покосился на мой рюкзак, я осознала, что такой предлог прозвучит весьма неправдоподобно. И хотя он ни разу напрямик не спросил, с чего меня вдруг занесло на лыжную базу, я поняла, что мне остается лишь тянуть время, спуститься с гор и придумать новое место для тайника, когда я буду одна возвращаться в город.
К тому времени, когда мы полностью собрались и защелкнули лыжные крепления, Вольфганг вполне пришел в себя и с восстановленным обаянием и самообладанием предложил мне на сей раз следовать за ним по склону. Как считают хорошие лыжники, выработка своего собственного стиля — умелое владение телом и своевременное использование лыжных палок — лучше всего достигается, если вы копируете движения первоклассного мастера, не тратя время на бесконечные уроки с инструктором, орущим с жутким акцентом: «Согни колени! Не тормози палками!» И меня очень радовала представившаяся мне возможность такой тренировки, по крайней мере пока он не съехал с лыжной трассы в свежий снег.
Он свернул с накатанной лыжни в укрытую толстым снежным покрывалом осиновую рощицу и начал ловко петлять между деревьями. Я не сразу поняла, что он направился к тому заснеженному ущелью, что ежегодно привлекает тысячи туристов. Оно находилось сразу за этой рощицей. Но несмотря на частые посещения этих гор, я всегда боялась этого места, как чумы.
В отличие от скоростного спуска, прыжков с трамплина или горного слалома спуск по снежной целине требует совершенно иных навыков. Тут надо сильно откинуться назад, словно в кресле-качалке, чтобы не зарыться концами лыж в снег и не остановиться намертво. Это требует отличной гибкости и очень сильных бедер. Если же концы лыж скрестятся под снегом, если вы остановитесь или наконец упадете, то начнется немедленное погружение.
Поскольку мне никак не удавалось гармонично сочетать все эти требования, я чувствовала себя совершенно беспомощной в рыхлом снегу. И, учитывая, что сегодня меня отягощал еще и увесистый рюкзак, я развернулась в осиновой рощице и поехала обратно к хорошо накатанному спуску.
Тогда-то и началось нечто совершенно непредвиденное.
Я достигла края рощи, когда почувствовала что-то неладное. Я именно почувствовала какое-то странное движение задолго до того, как услышала сопровождающие его звуки. Все начиналось практически бесшумно, как тихий шепот, как глубинный, сотрясающий вздох земли. По-моему, первыми это почувствовали мои вдруг зачесавшиеся в перчатках ладони, чуть позже пославшие тревожный импульс в мозг. Тогда наконец я поняла, что происходит. И еще поняла, что не представляю, как надо действовать в подобных обстоятельствах.
Земля выскальзывала у меня из-под ног — вернее, не сама земля, а ее снежное покрытие! Гора сбрасывала кожу, одним внезапным мощным ударом спихивая со своей спины толстенное и тяжеленное снежное одеяло, накопленное за богатую снегопадами зиму. Я попала в лавину.
Ей сопутствовал шум — тихий поначалу рокот, переросший в настоящий рев, когда снежная лавина, захватывая по пути мелкие камни и обломки скал, стремительно понесла их по склону рядом со мной. Старясь не упасть, я как можно быстрее ехала по обочине леса, не зная, то ли нырнуть в лес, рискуя попасть под сломавшееся дерево, то ли остаться на открытом склоне и попытаться спуститься вместе с этой снеговой махиной, несущейся вниз, словно поток жидкого цемента.
Во рту у меня пересохло от страха, а руки начали неметь. Я лишь надеялась, что не хлопнусь сейчас в обморок, хотя тут же подумала, что, возможно, это лучший выход, ведь тогда — если эта яростная лавина обрушится на меня — я не почувствую боли. Продолжая спускаться, я понимала, что снег движется быстрее. Слева от меня по открытому склону подпрыгивали, словно детские пляжные мячи, большие камни. Справа, как я заметила уголком глаза, с оглушительным треском падали вывороченные с корнями деревья. Лавина казалась живой и алчной тварью, пожиравшей все, что попадало в ее пасть, подобно речному чудовищу Снейка.
Мне было не под силу обогнать ее. Я не слишком хорошо владела приемами скоростного спуска, да и более умелые лыжники, пытавшиеся соревноваться с лавинами, мало преуспели в таких состязаниях. Я понятия не имела о разных хитроумных способах, что могли бы спасти мою задницу. Да ко всему прочему за спиной у меня висел этот чертов рюкзак.
И в тот самый момент в голове у меня промелькнули две мысли. Первая: сразу за этой рощицей меня все равно поджидает то глубокое ущелье, куда направился мой попутчик. И вторая: что сейчас происходит в этом ущелье? И что случилось с Вольфгангом Хаузером в неуправляемых лавинообразных потоках, где рыхлый снег двигался куда быстрее, чем слежавшийся?
Вскоре я получила ответ сразу на оба вопроса.
Я увидела впереди место встречи этих стремительных вихревых потоков, к которому слева от меня вместе с обломками и камнями двигался слежавшийся снег открытого склона, а справа — рыхлые снежные массы. И в точке их столкновения в небо взлетел огромный снежный фонтан.
Мои ноги мучительно болели от напряженного и стремительного спуска, каждая жилка отчаянно призывала меня остановиться и отдохнуть, но я понимала, что остановка означает верную смерть. Тогда-то в туманной дымке справа от меня мелькнула среди деревьев темная фигура. Натиск снежной волны выворачивал из земли целые стволы, но Вольфганг все-таки вырвался из лесной ловушки.
