— Конец Света — это древняя идея, распространенная во всем мире, — согласился Вольфганг. — На протяжении всей истории стержнем веры почти всех народов на земле являлась эсхатология, учение о конечной судьбе мира, от греческого eschatos — «последний, конечный, крайний». В католицизме есть учение о втором пришествии, когда Спаситель явится, чтобы вершить последний суд. — Он неожиданно спросил: — Ты веришь в это?
— Ты имеешь в виду, верю ли я в Апокалипсис? «Се, гряду скоро…» и так далее? — уточнила я, как обычно неуклюже заигрывая с верой. Может, и правда реальное бытие недостаточно надежно? — Конец Света был обещан две тысячи лет назад, и лишь немногие, насколько мне известно, все еще ждут его, затаив дыхание. Боюсь, что для моего обращения в веру необходимо нечто более осязаемое.
— Тогда во что же ты веришь? — спросил Вольфганг.
— Трудно сказать, — призналась я. — Я воспитывалась в индейском племени «Проколотые носы». Их духовные воззрения ближе всего к полученному мной своеобразному религиозному воспитанию. Полагаю, что мне нравятся их идеи о наступлении новой эры.
Я развивала эту тему, пока мы бродили по залу ожидания.
— Как и большинство индейских племен, «Проколотые носы» верят, что коренные американцы избраны для того, чтобы преобразить мир. В конце прошлого века в племени паютов в Неваде появился пророк по имени Вуовока. Во время болезни ему было видение, открывшее ему, что произойдет в конце нынешней эпохи, которая для невадских паютов станет началом новой эры. Вуовоке был явлен некий вдохновенный и зримый танец, способный помочь людям преодолеть границы мира реального и приобщиться к миру духов. Ежегодно люди берутся за руки и пляшут в кругу, безостановочно, целых пять дней. Он назвал этот танец Ванаги Васипи — танец духов. Танцующие призывают сына Великого Духа; он прилетит как вихрь и унесет прочь всех васиху — всех многоязыких потомков европейцев, которые портят все, к чему ни прикоснутся. Духи предков вернутся на землю вместе со всеми бизонами, убитыми белыми людьми. Мать-Земля вновь одарит щедротами детей своих, и мы будем жить в гармонии с природой, согласно всем древнейшим предсказаниям.
— Очень заманчиво, — сказал Вольфганг. — И вот в это ты действительно веришь, в гармоничный образ возрожденного рая?
— По-моему, самое время кому-то начать верить в него, — убежденно заявила я. — Здесь, на этой бедной третьей планете, в нашем доме, мы устроили настоящий свинарник. Именно поэтому я выбрала свою работу. Уборка отходов — своего рода мой личный обряд очищения, помощь в наведении порядка.
Сэм как-то раз заметил, что ни одна цивилизация в истории, какой бы могущественной она ни была, не прожила бы долго без приличной канализационной системы. Риму удалось подчинить себе полмира благодаря акведукам, системе водоснабжения и отвода нечистот. Когда Ганди захотел освободить Индию от британцев, первым делом он заставил всех индийцев опуститься на колени и дочиста отдраить отхожие места. Я рассказала об этом Вольфгангу, и он рассмеялся.
Мы подошли к выходу. Вольфганг поставил портфель перед стойкой ожидания и чокнулся своим бумажным стаканом с моим, словно мы пили шампанское.
— Спасение мира посредством контроля за отходами — это очень похоже на миссию моего работодателя, МАГАТЭ, — с улыбкой произнес он. — Но в сущности, люди-то не меняются. Совершенно не представляю, каким образом выбранное мормонами очищение, или уборка отхожих мест, проведенная Махатмой Ганди, или пляски на природе, проповедуемые американскими индейцами, могут значительно изменить в лучшую сторону человеческое поведение или привести к глобальным переменам.
— Но мы же говорили о вере, а не о поведении, — напомнила я. — Когда люди спускаются с небес на землю, результаты обычно оказываются не совсем такими, как ожидалось. К примеру, тебе идея танца духов показалась заманчивой, но посмотри, что получилось в реальности. Этот танец, соединивший так много райских элементов, быстро восприняли индейцы аропахо, оглала и шошоны, а больше всего лакота, которые в итоге из-за него погибли.
— Что значит погибли? — озадаченно спросил Вольфганг.
— Как это что? — изумилась я. Мне с трудом верилось, что кто-то может не знать эту историю. — Они были убиты. Это один из ужаснейших моментов в истории коренного населения Америки, в основе его лежат религиозные противоречия. Индейцам не разрешалось охотиться; их согнали в резервации и заставили заниматься земледелием. И вот в конце прошлого века наступил великий голод. Тысячи голодающих без конца исполняли священные танцы. Их танцы стали дикими и исступленными; люди вошли в транс, в отчаянии пытаясь вернуть идиллию, ту древнюю счастливую Аркадию, когда земля и ее дети жили в единстве. Они верили, что надетые ими ритуальные одежды волшебным образом защитят их от солдатских пуль. Белых поселенцев испугали незнакомые религиозные ритуалы, они восприняли их как военный танец. Поэтому танец духов был объявлен вне закона, задействованные правительственные войска вырезали целые семьи, расстреливали и безжалостно убивали индейцев: мужчин, женщин, детей, даже грудных младенцев. Ты ведь слышал о массовом убийстве в тысяча восемьсот девяностом году в Южной Дакоте, на берегах Вундид-Ни?
— Массовое убийство? — сказал Вольфганг, ужасаясь и не веря. — Из-за танцев?!
— Да, видимо, это трудно представить, — согласилась я и добавила с сарказмом: — Но федеральные власти частенько выбирали трудные пути для разрешения религиозных конфликтов.
Мне тут же захотелось влепить себе оплеуху за наигранную легкость, с которой я рассуждала о том, что стало для Сэма и большинства коренных американцев их собственным пониманием холокоста и апокалипсиса, вместе взятых.
— Поистине потрясающая история, — сказал Вольфганг. — И главные злодеи в ней — потомки цивилизованных белых европейцев?
— Вот именно, — подтвердила я. — Но ты спросил, во что я верю. Так вот, я признаюсь, что готова согласиться с традиционной племенной мудростью: мне хочется верить в существование некого танца духов, способного возродить гармонию между нами и нашей старушкой-Землей, или Прародительницей, как называют ее коренные американцы. Правда, самой мне вряд ли удастся приобщиться к этому танцу: я не слишком хорошая плясунья.
Вольфганг улыбнулся.
— Не может быть, — сказал он. — Ведь твоя тетя Зоя была одной из величайших танцовщиц нашего столетия! И на мой взгляд, у вас много сходных качеств. Ты просто создана для танцев: твое телосложение, движения, твои лыжные экзерсисы, к примеру…
— Однако я боюсь кататься на лыжах по рыхлому снегу, — напомнила я. — Я выхожу из себя, когда не могу контролировать ситуацию. Те, кто помешан на контроле, не бывают по-настоящему хорошими танцорами. Мать Сэма, которую я никогда не видела, была коренной индианкой из племени «Проколотые носы». В детстве мы с Сэмом прошли обряд и стали «братьями по крови». Я хотела вступить в племя, чтобы стать их законной соплеменницей, но дедушка Сэма не разрешил, потому что я отказалась танцевать. Каждый вступающий в племя должен приобщиться к тому, что на языке хопи называется «хойя» — так называется священный танец. Это слово означает «готовность вылететь из гнезда».
