– Без труда. Боровск – город маленький.
Богатенький, чистенький, трезвый – там старообрядцы живут. Все все друг про
друга знают. Появление столь эффектной фигуры, как пророк Мануйла, запомнили
надолго. А дело было так. Боровский «купчина» (его фамилия Пафнутьев) сидел в
своей бакалейно-калашной лавке и торговал, день был базарный. Подходит к нему
тощий бродяга в хламиде, перепоясанной синей веревкой, с непокрытой косматой
головой, в руке посох. Просит хлеба. Пафнутьев попрошаек не любит, стал его
стыдить, обозвал «дармоедом» и «нищебродом». Тот ему в ответ: я нищий, а ты
бедный, бедным быть много хуже, чем нищим. «Я бедный?!» – оскорбился Пафнутьев,
который в Боровске считается одним из первых богачей. Мануйла ему: а то не
бедный? До сорока семи годов, говорит, дожил, а так и не понял, что нищему куда
блаженней, чем толстосуму. Купец пришел в изумление – откуда чужой человек
узнал, сколько ему лет, – и только пролепетал: «Чем блаженней-то?». Духом,
отвечает бродяга.
Митрофаний не выдержал, фыркнул:
– Так, значит, не признает Христа Мануйла?
Однако же про блаженных духом ловко из Евангелия ввернул.
– И не только про них. Пророк Пафнутьев у еще
сообщил, что к Богу дверца узкая, не всякий пролезет. Ты посуди, говорит, сам,
кому легче протиснуться – нищему или тебе? И по худым бокам себя хлопает. А
Пафнутьев, как и положено купчине, восьми, если не десяти пудов весу. Ну, все
вокруг загоготали – очень уж наглядно получилось. Пафнутьев же не обиделся, а,
по его собственным словам, «пришел в некую задумчивость», закрыл лавку и повел
«странного человека» к себе домой, разговаривать.
– Что-то я не пойму. Он же вроде немой был,
Мануйла. Или, во всяком случае, нечленораздельный. Я думал про него – надо же,
какой оригинальный проповедник, без слов обходится.
– Отличнейше членораздельный. Какой-то изъян
речи у него есть, не то картавит, не то пришепетывает, но эффекту это не
мешает. Пафнутьев сказал: «изъясняет невнятно, но понятно». Обращаю ваше
сугубое внимание на «некую задумчивость», которая сошла на Пафнутьева и
понудила его повести себя совершенно несвойственным этому человеку образом.
– Гипнотические способности? – догадался
преосвященный.
– И судя по всему, незаурядные. Помните, как
он девочку от немоты исцелил? Преловкий субъект и очень, как бы это сказать,
обстоятельный. Знаете, чем он Пафнутьева взял, когда они сели чай пить?
Рассказал купчине всю его «жизню», притом в подробностях, о которых мало кому
известно.
– Стало быть, он не случайно на базаре именно
к Пафнутьеву подошел!
Матвей Бенционович кивнул:
– Собрал сведения, подготовился. И уж, смею
вас уверить, не из-за корочки хлеба. О чем они говорили, Пафнутьев мне
пересказать не смог. Кряхтел, щелкал пальцами, а ничего содержательного из
Мануйлиных речей не привел. За исключением одного. – Прокурор сделал
выразительную паузу. – «Божий человек» уговаривал купца отдать все свое
богатство нуждающимся, ибо только тогда возможно обрести истинную свободу и
найти тропку к Богу. У богатого, внушал Мануйла, совесть шерстью поросла, иначе
не смог бы он сдобными булками питаться, когда другим и черного сухаря не
хватает. Станешь нищим, совесть твоя и обнажится, врата небесные-то и
откроются. А стоят эти врата сдобы иль нет – это уж ты сам смотри.
– И что же, распропагандировал толстосума? –
улыбнулся архиерей.
Бердичевский поднял палец: а вы слушайте
дальше – узнаете.
– Частично. «Напугался я – жуть, – рассказывал
мне Пафнутьев. – Бес в меня вцепился, не попустил все богатство отдать». У него
в божнице, за иконой, лежал сверток с «нечистыми» деньгами. Насколько я понял,
боровские купцы имеют такой обычай: если получили неправедный куш – сбыли
гнилой товар или обсчитали кого, нечестную выручку на время за икону кладут,
чтоб «очистилась». Вот Пафнутьев и отдал борцу с богатством эти самые деньги – все,
сколько их там было. Мануйла сначала ломался, брать не хотел – мол, ни к чему
ему. Но потом, разумеется, преотлично взял. Говорит, пригодятся голым и
голодным в Палестине. Там земля бедная, не то что Россия.
Матвей Бенционович не выдержал, рассмеялся –
похоже, ловкий пройдоха вызывал у него восхищение.
– И что теперь? – заинтересовался Митрофа-ний.
– Жалеет Пафнутьев о деньгах? Понимает, что его одурачили?
– Представьте себе, нет. Под конец разговора
раскис, голову повесил. «Эх, говорит, стыдно-то как. Это ведь я не от Мануйлы,
от Господа тряпицей с кредитками откупился. Надо было как есть все отдать, вот
душу бы и спас». Ну да Бог с ним, с Пафнутьевым и с его переживаниями.
Главное-то не это.
– А что?
– Угадайте, что за сумму пожаловал купец.
– Откуда ж мне знать. Верно, немалую.
– Полторы тысячи рублей. Вот сколько в тряпице
было.
Митрофаний разочаровался:
– Всего-то...
– В том все и дело! – вскричал Матвей
Бенционович. —Что за интерес для «варшавских» охотиться за такой мелочью, да
еще идти на убийство? К тому же неизвестно, всю ли сумму Мануйла отдал
«меньшому брату». Поди, львиную долю себе оставил. Я ведь с чего начал: Пелагия
была права. Не в шкатулке тут дело, а в самом Мануйле. Так что версия с
грабежом отпадает. Те, кого мы ищем, никакие не бандиты.
А кто же они?
– А кто же они? – Митрофаний сдвинул брови, –
Кому Пелагия ненавистна до такой меры, что нужно ее то заживо муровать, то ядом
травить?
– Про отравителя мы совсем ничего не знаем.
Зато про первого злоумышленника нам известно довольно многое. От него-то мы и
станем танцевать, – заявил прокурор с уверенностью, свидетельствовавшей, что
план последующих действий им уже составлен. – Как по-вашему, что в истории
Рацевича самое примечательное?
– То, что он из жандармов. И что его выгнали
со службы.
– А по-моему, иное. То, что он выплатил долги.
Собственных средств на это у Рацевича не имелось, иначе он не довел бы дело до
тюрьмы и изгнания из корпуса. Ergoденьги на выкуп из ямы ему дал кто-то другой.
– Кто?! – вскричал преосвященный.
– Тут две версии, в некотором роде зеркально
противоположные. Первая лично для меня весьма неприятна. – Бердичевский страдальчески
поморщился. –Возможно, долг был не выплачен, а прощен – самими кредиторами. А
кредиторами штабс-ротмистра, как известно, были ростовщики-евреи.
– Чтоб ростовщики прощали долг? Это что-то
неслыханное. С какой стати?
