Менее опытный человек не заметил бы разницы, но Чель знала, сколько построек древних майя были найдены в джунглях именно под такой лозой. Ее руки тряслись в равной степени от возбуждения и болезни, а потому оказалось так трудно справиться с растениями и развести побеги лозы в стороны. Но она сумела расчистить пространство для обзора и заглянуть дальше. Перед ней стоял массивный камень высотой не менее восьми футов, которому придали форму сужавшегося к верху надгробия.
— Куда ты пропала? — раздался голос догнавшего ее Стэнтона. Он встал сзади и посмотрел ей через плечо. — Что это?
— Стела, — ответила Чель. — Древние называли их «каменными деревьями». На них делали надписи и устанавливали в честь важных событий, знаменательных дат или в знак почтения к Властителю.
Такие стелы, объяснила Чель, чаще всего находили в окрестностях городов, но случалось, что их воздвигали и жители небольших деревень, просто чтобы почтить своих богов. Лишь в одном она была пока твердо уверена — этого камня никто не видел уже очень давно. Только время и капризы погоды оставили на нем след — один из углов треснул и отвалился.
Чель, как могла, восстановила нормальное дыхание, пока Стэнтон полностью очищал памятник от растительности, в итоге он обнажил поверхность с сильно поврежденными, но все еще разборчивыми рисунками и надписями. В центре камня можно было разглядеть изображение бога маиса, в то время как несколько стилизованных портретов Ицамны — главного божества майя — располагались по краям.
А потом Чель узнала знакомые глифы.
— Что здесь написано? — спросил Стэнтон.
Она склонилась над первым из вырезанных письмен.
— Накай ксоль на ч’олане значит «очень близко». А это — у’кайибал к’ий — говорит о том, что мы находимся к западу от него.
— А здесь? — Он ткнул пальцем в последний глиф.
— Акабалам.
* * *
Поваленные стволы и густой подлесок покрывали буквально каждый дюйм склона, и Чель становилось все труднее и труднее подниматься вверх. Порой они упирались в непреодолимую преграду, и тогда приходилось спускаться немного ниже, чтобы найти проход где-то рядом. Теперь через каждые пятьдесят ярдов они делали привал, чтобы Чель могла перевести дух. Воздух стал невыносимо жарким и влажным, и с каждым новым вдохом ей начинало казаться, что скоро она не сможет выносить этого. И тем не менее с помощью Стэнтона она преодолевала все новые участки подъема.
А потом, когда они продвинулись чуть дальше на запад, поверхность неожиданно стала ровнее, и ноги Чель смогли немного отдохнуть, что дало ей возможность идти дальше без чрезмерных усилий. После примерно двух миль пути им вообще перестало казаться, что они поднимаются в гору. Хотя они все еще находились выше уровня моря и только на полпути к вершине, западная сторона горы перешла в обширное плато, то есть практически в плоскую равнину. Название «Кануатаба» подразумевало «террасный город», но в рукописи Пактуля ни разу не упоминалось о террасах, искусственно вырубленных под сельскохозяйственные угодья. Так, быть может, подумала Чель, город получил имя по террасе, образованной миллионы лет назад руслом давно пересохшей реки — обширному естественному уступу на склоне горы, который никто не обнаружил с тех пор, как ее предки покинули эти места?
Всего несколько минут спустя у них появился новый повод для надежды.
В отдалении они увидели буквально сотни священных для майя, покрытых шипами стволов сейбы, ветви которых поросли травой и мхом, такими ослепительно зелеными, словно они сами по себе светились изнутри.
«…Когда-то Кануатаба гордилась множеством величественных деревьев сейбы, открывавших великий путь в потусторонний мир. Их было больше, чем на всем взгорье, они росли так густо, как больше нигде в мире, и, благословенные богами, их стволы вызывали почти что умиление. А сейчас на всю Кануатабу их осталась едва ли дюжина!»
Они последовали дальше сквозь сейбовый лес, который снова стал напоминать непроходимые джунгли. Верхушки деревьев тянулись в небо и достигали потустороннего мира, и, наверное, поэтому Чель стало казаться, что в их кронах она видит очертания лиц древних богов. Здесь были и Ахау Чамахез — бог медицины, и Ах Пеку — бог-громовержец, и Кинич Ахау — бог солнца. Каждый из них словно подгонял Чель идти дальше.
— Как ты себя чувствуешь? — встревоженно окликнул ее Стэнтон, шедший в нескольких шагах впереди.
Интересно, а он мог видеть то, что разглядела она в узоре листвы? Мог ли он слышать зов богов так же отчетливо, как слышала сейчас она?
Чель часто моргала, пытаясь вернуть себе ясность взора, и подбирала слова для ответа. При этом она сделала всего лишь один шаг вперед, когда перед ней открылось пространство между стволами сейбы. Среди деревьев она отчетливо увидела каменную глыбу.
— Нашли, — прошептала Чель.
Но им пришлось преодолеть еще с четверть мили, прежде чем они оказались у подножия древней пирамиды. Ее вершину окутывал легкий туман. Деревья, кусты и цветы буйно разрослись повсюду, скрывая от взора буквально каждый ее угол. Точно так же обильная растительность покрывала все лестницы, ведущие наверх, причем один из фасадов зарос до такой степени, что его легко можно было принять за обычный склон горы. Только на самом верху, где колонны в виде гротескно вытянутых птичьих фигур разделяли три примыкавшие друг к другу площадки, виднелись обнаженные плиты известняка.
И полуразрушенные камни в воображении Чель сразу же трансформировались в аккуратные ряды ступеней. Она вдруг увидела рабов и наемных рабочих, несших на спинах куски строительных материалов. У подножия пирамиды работали мастера татуировки и пирсинга, торговцы специями пытались выменять свою паприку на драгоценный сланец. Поблекший и унылый известняк в глазах Чель пестро разукрасился всеми цветами: желтым, розовым, пурпурным, зеленым.
Родина ее предков во всем великолепии!
35
И они медленно двинулись дальше, огибая вершину горы, высматривая среди джунглей другие строения затерянного города. Стела и малая пирамида свидетельствовали лишь о том, что они достигли окраины, а теперь предстояло найти городской центр.
Стэнтон осторожно вел их вперед, обходя кусты и толстые корни деревьев, протянувшиеся во все стороны. Одной рукой он направо и налево размахивал мачете, а другой прижимал к себе Чель. При этом он старался еще и замечать, какие именно растения ему приходится перерубать: розовые орхидеи, лианы, дикий виноград и прочие — на случай если потом придется их искать.
А еще ему приходилось непрерывно вслушиваться в звуки джунглей. В этих краях могли водиться лисы, волки и те же ягуары. После окончания медицинского факультета Стэнтон единственный раз в жизни побывал на сафари, и больше желания приближаться к опасным хищникам у него не возникало. И потому он был лишь рад, слыша в отдалении одни только крики птиц и порой писк летучих мышей.
