— Хорошо бы так считали и журналисты. Будь осторожна, дорогая.
Выключая телефон, Рут думает: «Дорогая?»
В университете Рут первым видит Питера. Он ждет у ее кабинета, и ей внезапно вспоминается Нельсон на этом месте, грубый и непреклонный рядом с умиротворяющим Филом. В отличие от тогдашнего Нельсона — самодовольного профессионала, входящего в комнату к дилетантам, — Питер выглядит нервозным и виновато прижимается к стене всякий раз, когда проходит кто-то из студентов (поскольку еще рано, происходит это нечасто).
— Рут! — подходит он к ней.
— Питер. Что ты здесь делаешь?
— Хотел тебя видеть.
Рут подавляет вздох. Ее вовсе не прельщают в это утро разговоры Питера о его браке и воспоминания о раскопке хенджа.
— Заходи, — сдержанно приглашает она.
В кабинете Питер спотыкается об упор для двери в виде кошки.
— Помню, как купил тебе эту штуку. Даже не верится, что она все еще цела.
— Она практична, — лаконично поясняет Рут. Ей не хочется говорить, будто она хранит эту вещь в память о прошлом, что было бы неправдой. Ну или не совсем правдой.
Питер садится в кресло для посетителей.
— Замечательный кабинет, — хвалит он, глядя на Индиану Джонса. Десять лет назад она еще не дотягивала до собственной комнаты.
— Маловат, — пожимает плечами Рут.
— Видела бы ты мой в Юниверсити-колледже. Мне приходится делить его с архивистом, у которого проблема с личной гигиеной. Могу занимать стол только по понедельникам и четвергам.
Рут смеется. Питер всегда умел ее рассмешить, неохотно думает она.
Питер тоже улыбается, напоминая себя прежнего, но вскоре его лицо вновь становится серьезным.
— Какая жуткая история на Солончаке, — говорит он. — Ты находишь тело этой девочки.
— Да.
— Откуда ты узнала, что оно там?
Рут вскидывает глаза. Странный вопрос. Кто мог сказать, что тело нашла не полиция?
— По наитию, — отвечает она наконец. — Я смотрела на карту и увидела линию, ведущую от найденных в Спенуэлле останков к моим костям из железного века и хенджу. Столбы, которые я тебе показывала, как будто обозначали этот маршрут. Я подумала о курсусах, подземных тропах, словно бы обозначающих значительные предметы на ландшафте. И внезапно поняла, что эта тропа представляет собой курсус.
— И она привела к телу?
— Да.
— Но по-твоему, это было сделано сознательно? И тому, кто похоронил там девочку, известно о тропах и кур… как их там?
— Курсусах. Не знаю. Полицейские думают, что, возможно, убийца сведущ в археологии.
— Вот как? — Питер несколько секунд молчит, видимо, осмысливая услышанное. Потом снова поднимает взгляд. — Да, кстати, Эрик на будущей неделе начинает раскопки, чтобы взглянуть на эту тропу.
— Он получил разрешение полиции?
— Видимо, да. Он разговаривал с твоим приятелем Нельсоном. Нельсон позволил при условии, что они не сунутся в круг хенджа. И видимо, должны будут показывать полицейским все находки.
Эрик разговаривал с Нельсоном, которого явно недолюбливает и которому не доверяет. Нельсон дал разрешение на раскопки. У Рут голова идет кругом от путаницы противоречий, личных отношений, воспоминаний.
— Когда ты видел Эрика? — спрашивает она наконец.
— Вчера. Мы вместе обедали.
— Правда?
Рут пытается нарисовать себе эту картину. Эрик всегда хорошо относился к Питеру — видимо, одобрял его как партнера Рут, — но она не может представить их, уютно сидящих за пиццей.
— Куда вы пошли?
— В суши-бар, который он знает.
Значит, сидели они не за пиццей.
— Эрик говорил что-нибудь о Катбаде? Майкле Мэлоуне?
— Только то, что полиция арестовала не того человека. Он был очень возбужден. Все твердил о полицейском государстве — сама знаешь, какой он старый хиппи.
«Тем не менее Эрик был вполне готов отправиться к Нельсону за разрешением на раскопки, — думает Рут. — Ради археологии он пойдет на все, на все».
— Катбада выпускают, — говорит Рут. — Возможно, сегодня объявят об этом в новостях.
В конце концов, Нельсон не просил ее хранить это в секрете.
— Правда? — Питер явно заинтересован. — Не предъявляя никаких обвинений?
— Возможно, какие-то предъявят, не знаю.
— Рут, оставь; по-моему, тебе все известно.
— Нет, — не скрывает раздражения Рут.
— Извини, — кается Питер. Это ему не идет. — Ну, — оживленно спрашивает он, — как там Шона?
— Прекрасно. Все та же. Говорит, что откажется от мужчин и пойдет в монахини.
— Кто у нее сейчас?
— Один лектор. Женатый.
— Обещает бросить жену?
— Естественно.
Питер вздыхает:
— Бедная старая Шона. — Видимо, он думает о своем браке, потому что явно сник, даже волосы как будто потускнели. — Я всегда думал, что она выйдет замуж и народит десятерых. Сказывается старое католическое воспитание.
Рут думает о двух абортах Шоны; сперва вызывающие декларации независимости, потом бесконечные слезы.
— Нет, — качает она головой, — никаких детей.
— Бедная Шона, — повторяет Питер. Похоже, уходить он не собирается.
— Питер, — говорит Рут, стараясь не быть резкой, — ты хотел чего-то? Мне нужно идти.
Он как будто обижается.
— Просто пришел узнать, как твои дела. Подумал, может, ты не откажешься пойти вечером куда-нибудь выпить?
Рут думает о продолжении девичника: пино гриджио, Лайем, еда из ресторана, загадочные эсэмэски.
— Ладно, — соглашается она. — Это будет замечательно.
Они идут в ресторан в Кингс-Линн, находящийся неподалеку от бара, где Рут обедала с Нельсоном. Однако это заведение с претензиями: отпечатанные в типографии меню, белый деревянный пол, квадратные тарелки, ряды мерцающих свечей. Гоняя одинокую устрицу по белому фарфору, Рут спрашивает:
— Где ты отыскал это место? — И поспешно добавляет: — Просто превосходное.
— Его рекомендовал Фил.
Оно и видно.
Время еще раннее, и ужинают, кроме них, всего две пары: влюбленные лет тридцати, явно считающие минуты до того, как смогут улечься в постель, и пожилая чета, не обменявшаяся ни словом за весь вечер.
— Черт возьми, почему они не снимут номер? — бормочет Рут, когда тридцатилетняя женщина принимается слизывать вино с пальцев мужчины.
