Перес договорился о встрече с Селией заранее. Когда он звонил, она сказала, что весь день будет дома. Но о цели визита даже не спросила — возможно, решила, что Дункан попросил Переса как друга уладить их размолвку.
Селия действительно была дома. Но одна.
— А Майкла нет? — спросил Перес. Он хотел бы побеседовать и с Майклом.
Селия покачала головой:
— Муж в Брюсселе, там сейчас европейская конференция по вымирающим видам. Оттуда — в Барселону, на заседание по вопросам исчезающих диалектов. Он вылетел третьего числа и вернется перед самым праздником.
Она провела Переса в кухню и начала варить кофе, даже не спросив, будет ли он. Пересу Селия показалась бледной и какой-то рассеянной. Вообще же она была красивой женщиной, хотя и под пятьдесят, с острыми скулами и чувственным ртом. Когда Селия — в джинсах и черном свитере — потянулась к полке за кружками, Перес невольно залюбовался ее грацией. Он понял, почему эта женщина влекла Дункана.
— Я так понимаю, вы ко мне не с визитом вежливости? — спросила она.
«Конечно, нет. Я никогда у вас не бывал, даже когда дружил с Дунканом. Вы оставались тайной, о которой все знали, но открыто не говорили».
— Но вы здесь не из-за погибшей девушки? Дело ведь закрыто?
— Так, осталось кое-что выяснить… А Роберта тоже нет?
Селия метнула в него настороженный взгляд. И покачала головой:
— Он в море. Отправился далеко, за Фарерские острова. Даже не знаю, когда вернется.
«Не многовато ли подробностей?»
— А что у него были за отношения с Кэтрин Росс? Они дружили?
Селия наклонилась — достать из холодильника молоко.
— Он про нее никогда не говорил.
— Роберт был с ней в ночь накануне убийства — на вечеринке Дункана.
— Правда? Я не обратила внимания.
— Ваш сын с кем-нибудь встречается?
Селия хохотнула:
— Простоев не бывает — хоть кто-то да есть. Один не умеет быть совсем. К тому же он красив.
— И с кем он сейчас?
— Откуда мне знать? Роберт своих девиц домой не водит.
Перес выдвинул из-за кухонного стола стул и присел.
— Чем Дункан в тот вечер вас так расстроил?
Вопрос ее возмутил — она сочла его следствием плохого воспитания. Но все же ответила. Возможно, посчитала нужным объяснить — чтобы он, Перес, понял:
— Ничего конкретного. Просто мне стало ясно: сейчас или никогда. Пока что мы смотримся вполне пристойно. Я имею в виду разницу в возрасте между мной и Дунканом, ведь я старше. А когда мне стукнет шестьдесят? Это же будет смешно. Не желаю выглядеть смешной. — Селия помолчала. — Я и раньше от Дункана уходила, но всегда возвращалась. Дурная привычка. Наверняка то же самое происходит с алкоголиком, когда тот пытается завязать, — думает, что у него все под контролем, что от одной рюмки ничего не будет, и вот, снова сорвался. Да только на этот раз я не вернусь. — Селия усмехнулась. — Прошу прощения за такую мелодраматичность. Это потому что он только что звонил — уже третий раз за день. Непросто сохранять выдержку.
— Он в самом деле страдает.
— Ничего, переживет. Какая-нибудь смазливая девчонка его утешит.
Селия отвернулась; не видя ее лица, Перес не знал, как отреагировать.
Селия налила кофе и снова взглянула на гостя.
— Лучше всего уехать с Шетландов, но это будет несправедливо по отношению к Майклу — меня совесть заест.
Перес пил кофе, ожидая продолжения. Наконец Селия прервала затянувшееся молчание:
— Я вышла замуж очень рано. Мне казалось, я любила Майкла. Семья мой выбор не одобрила, но тем упорнее я настаивала. Майкл — человек очень добрый, а в моем семействе это качество было редкостью. Уже потом я поняла — одной только доброты недостаточно. Но то была моя ошибка — мне с этим и жить.
Перес по-прежнему молчал.
— Если бы не эта девушка, я так и не решилась бы порвать с Дунканом, — неожиданно призналась Селия.
— Какая девушка? — спросил Перес, хотя прекрасно понимал, о ком она.
— Которая погибла. Кэтрин.
— Что же она такого сказала?
— Она ничего не говорила. Но в какой-то момент я посмотрела на себя со стороны, ее глазами. И увидела женщину средних лет, которая жертвует многим ради мужчины моложе себя, а он принимает ее жертвы как данность. Словом, увидела дуру.
— Но как ей это удалось? — Тон был совершенно нейтральный, будто он интересуется из вежливости, чтобы только поддержать разговор, не более того.
— Она снимала окружающих. Незаметно. Разумеется, не тайком, но через какое-то время ее камеру переставали замечать. Представляете себе документальное кино? Вы смотрите на людей, которые идиотничают, и диву даетесь: «Что они вытворяют? Знают же, что их снимают». Так вот, теперь я поняла, как такое происходит.
— Дункан про видеокамеру говорил.
— Говорил? Уж он-то сыграл в фильме главную роль. Вел себя как полный дурак. Наверняка про камеру и думать забыл. Или до того напился, что море по колено. Я же о камере не забывала — представляла, как буду в ее фильме выглядеть. И поняла, что смешно. И тогда, не в силах выносить дольше, сказала Дункану, что все кончено, и ушла.
— Это… это было единственной причиной? — Перес спросил несмело, как будто заранее извиняясь. — Я так понял, вам на телефон как раз пришло сообщение.
— Сообщение? — Селия словно тянула время.
— Дункан сказал, что вы получили сообщение, прочитали его и тут же вышли.
— Простите, что-то не припоминаю.
— А кого еще Кэтрин снимала на камеру?
— Она снимала вечеринку. А значит, всех, кто там был.
— И Роберта тоже?
Селия нахмурилась:
— Вероятно. Вместе с остальными.
— Но через некоторое время Кэтрин с Робертом вышли.
Селия поставила чашку с кофе на стол:
— С чего вы взяли?
— Разве это важно? — Но Селия выдержала его взгляд, и Перес сдался: — Дункан. Он припомнил, что они вышли вдвоем. Кэтрин вернулась раскрасневшаяся, возбужденная, но Роберта с ней не было. А вскоре вы получили сообщение и ушли.
— Что ж, — усмехнулась Селия, — значит, Дункан лукавит. Не стоит верить каждому его слову. Он Роберта на дух не переносит. С самого начала невзлюбил.
— Но почему?
— Кто знает, что творится у Дункана в голове. Маленький Роберт мешал ему, потому что требовал моего внимания, ведь сын для меня всегда был на первом месте. Дункан из-за этого вечно на меня дулся. Интересно, как он отнесется к тому, что подросшая Кэсси станет посягать на его время? Пока что он в дочери души не чает — потому что с ней никаких хлопот.