Но теперь, в отличие от прежних времен, когда власти и горожане лишь беспомощно охали по поводу нарастающих проблем, наступила эпоха почти религиозной веры в научно-технический прогресс. В 1905 году мэр Джордж Мак-Клеллан, при котором была проложена первая в городе линия подземки, предложил грандиозный проект «нового источника чистой и полезной для здоровья воды». Речь шла о сооружении крупнейшего в мире городского водопровода. Это казалось дерзкой мечтой, почти вызовом силам природы.
Стоимость проекта оценивалась в сто восемьдесят пять миллионов долларов — 3,7 миллиарда по нынешним ценам. В 1907 году, на церемонии закладки, Мак-Клеллан провозгласил: «Ход истории судьбоносно меняется не великими событиями и не великими людьми, но незаметным повседневным трудом простого человека».
Тысячи рабочих прибыли в горы Кэтскилл и начали с рубки леса. Актом Мак-Клеллана (кое-кто из юристов протестовал, говоря, что, мол, этот закон предоставляет администрации «полномочия, какие Всевышний не вверил бы и архангелам») город приобрел более десяти тысяч гектаров земли, на которой стояли сотни домов в районе Шокан, ныне к югу от Вудстока. Девять деревень снесли, другие были сожжены дотла, и три тысячи фермеров покинули насиженные места, перенося даже останки предков с местных кладбищ. «Все деревья срублены под корень, деревня исчезла как дым», — писал кинсгтонский «Фримэн».
Затем началось строительство дамб, воду отводили из горных рек Кэтскилла, собирали и дождевую. Наполнилось водой горное озеро и другие резервуары. В совокупности их площадь не уступала площади острова Манхэттен. Прошел месяц, и весь район Шокан превратился в огромное внутреннее море.
А тем временем «кроты» бурили тоннели сквозь холмы, прокладывая Кэтскиллский акведук длиной 160 километров. Акведук спускается с Шокана к горам Стром-Кинга, а оттуда на Уайт-Плейнс. В одном месте он проходит под руслом реки Гудзон на глубине свыше трехсот метров. Это был рекорд, «один из величайших в истории подвигов инженерной мысли», как заявил очередной мэр Нью-Йорка Уильям Гейнор.
Но предстояло преодолеть еще большие трудности. Согласно проекту, вода по акведуку должна была поступать в резервуар в Йонкерсе, а оттуда в другой тоннель, вырытый глубоко под городом и способный ежедневно перекачивать два миллиона литров воды; при этом он должен был выдерживать гигантское давление. Затем, по проекту, вода направлялась наверх, во все более и более узкие трубы и из них уже расходилась по миллионам кранов в самых дальних уголках Нью-Йорка.
Строительство городского тоннеля № 1 началось в 1911 году. Сложности были и с рабочими. Многим хватало одного раза: человек спускался под землю, пугался до смерти и отказывался продолжать работу. Оставшиеся получали два доллара в день. Однажды не выдержавшие стресса рабочие устроили даже массовую драку на глубине четырех тысяч метров, набросившись друг на друга с заступами и лопатами.
На берегах Ист-Ривер ситуация была не легче. Согласно описанию строительства, содержащемуся в книге «Водоемы» Дайаны Галуши, подземные воды подмыли скальную породу и настолько размягчили ее, что шахты, по которым «кроты» спускались в тоннель, превратились в смертельные ловушки, заполненные водой. Инженерам пришлось построить кессоны — нечто вроде гигантских перевернутых коробок, довольно опасное сооружение, впервые использованное при строительстве опор Бруклинского моста. Эти кессоны из стали и бетона, имеющие в длину и ширину по пять метров и вес под две тысячи тонн, герметично закрывались со всех сторон и оставались открытыми только снизу. Их погружали в почву и закачивали в них сжатый воздух, вытесняя таким образом воду и грязь. Внутрь кессонов людей опускали в корзине по стальному стволу. Далее они попадали в подобие воздушного тамбура, нечто вроде современной водолазной камеры. В тамбур нагнетали воздух, пока «кротам» не начинало казаться, что барабанные перепонки у них вот-вот лопнут. Некоторые не выдерживали, и им становилось дурно.
Дождавшись, когда давление воздуха в тамбуре сравнивалось с давлением внутри колодца, «кроты» проползали сквозь люк в кессон и там, стоя по щиколотку в грязи, принимались копать, через люк в потолке выбрасывая грязь в корзину. Смена длилась не более двух часов — больше под таким давлением находиться было нельзя. Люди копали, и бетонно-металлический ящик постепенно погружался в породу, прорубая таким образом в ней стены шахты.
Ощущения человека внутри этого устройства передает инженер, работавший на сооружении Бруклинского моста: «Пульс ускоряется, а затем падает. Голос звучит слабо и неестественно, разговаривать трудно. Стучат молотки, гремят цепи, гремит бур, мечутся тени полуобнаженных людей — достаточно толики воображения, чтобы увидеть в этом сцену из Дантова Ада».
Страшнее всего была угроза «выброса» — разрыва стенки кессона, что могло произойти при резком перепаде давления. Представить последствия можно, вообразив, что произойдет, если на большой высоте открыть дверь самолета. Людям нужно за считаные секунды забраться в воздушную камеру — кто не успеет, того затянет в жидкую грязь, как троих несчастных во время прокладки тоннеля под руслом Ист-Ривер в 1916 году. Двое из них погибли, а третьего, Маршалла Мейби, грязевой гейзер выбросил, подкинув в вечернее небо чуть ли не на высоту четвертого этажа.
— Меня затянуло в яму, — рассказывал позднее Мейби репортерам, — и так стиснуло, что я чуть не задохнулся.
Сколько людей погибло при прокладке Кэтскиллского акведука, так и не подсчитано. В 1913 году газета Пайн-Хилла «Сентинл» сообщала: «Десять из каждой сотни рабочих ежегодно получают увечья и гибнут. На строительстве большого акведука произошло более 3800 несчастных случаев разной степени тяжести… Почти все исполнители тяжелых работ — иностранцы или же негры, а поскольку их судьба никого не волнует, гибель даже нескольких человек при аварии не привлекает общественного внимания».
В 1917 году, спустя более десяти лет после начала работ, прозвучал последний взрыв. Отныне впервые появилась возможность пройти под землей от Манхэттена до Кэтскилла. Город отпраздновал вступление в строй нового акведука — хотя и не столь пышно, как праздновался первый, Кротонский.
— Чувствуешь запах? — спросил меня Джимми Райан.
— Что это?
— Динамит.
Мы вернулись в тоннель № 3 и следили за тем, как «кроты» убирают осколки только что взорванной скалы — «выгребают», по выражению Райана. Всего несколько минут назад эти люди на моих глазах подорвали заряды, все заволокло дымом и пылью. Эти скалы пережили немало землетрясений на своем веку, но теперь разлетелись на осколки, ударившие в тесные стены шахты. В трещинах обнажилось строение горной породы: где приятный глазу блеск белой слюды, где черный мрачный камень.
На первом этапе пробиваться сквозь гору приходилось примерно так же, как при прокладке первого акведука. «Закладываем динамит, — рассказывал Райан, — взрываем его на хрен и выгребаем все дерьмо». Однообразная работа под землей, где нет смены дня и ночи, а ход времени размечен только грохотом взрывов. Мужчины сгребали разбитый гранит в огромные корзины — до двадцати восьми тонн поднимал кран за один раз через ту же самую шахту, по которой спускались в тоннель рабочие.
