Два года только об этой парочке и писали в местных газетах. Они с легкостью затмили и президентские выборы, и процессы Маккарти. Журналисты описывали Такера и Белью как «вооруженных громил, насмерть запугивающих своих жертв», как «изощренных бандитов», «художников налета», которые уносятся, оставив на месте преступления «лишь полную растерянность да брошенный подменный автомобиль».
20 марта 1953 года, через два с небольшим года после побега Такера из больницы, агенты ФБР схватили его в тот момент, когда он извлекал свои «сбережения» из ячейки сейфа в Сан-Франциско. Затем агенты отправились в дом к Такеру. Там они обнаружили молодую блондинку, которая впервые услышала имя Форрест Такер. Она заявила, что вышла замуж за популярного сочинителя песен, что ее муж каждый день ездит в город на работу и они только что перебрались в эту квартиру из более маленькой ради сынишки, которому уже пять месяцев. Своего мужа Шерли знала как Ричарда Белью, но, когда ей предъявили фотографию давно разыскиваемого грабителя, она в отчаянии зарыдала.
— Не могу поверить, — повторяла она. — Он был таким хорошим человеком, так заботился о нас.
Шерли рассказала, что ее муж, возвращаясь вечером с работы, всегда играл с малышом. Сын и назван был в его честь — Рик Белью-младший.
— Что же теперь будет с нашим крошкой? — спрашивала она. — Какое имя он будет носить?
— Если хотите, я вам расскажу про Алькатрас, — предложил мне во время одной из наших бесед Такер.
Он сидел, прислонив свои ходунки к ноге, и, аккуратно расстелив перед собой салфетку, угощался гамбургером и прихлебывал «Доктор Пепер».
— За всю историю Алькатраса там побывало всего полторы тысячи семьдесят шесть заключенных. Мой номер был тысяча сорок семь.
Алькатрас — «Скала» — прежде был военной тюрьмой, но в 1934 году был переоборудован под тюрьму для самых опасных преступников, в том числе Джорджа Келли (он же «Пулемет Келли»), Роберта Струда («Птичий человек из Алькатраса»), Микки Коэна и других. По меньшей мере половина из них ранее совершала побег или пыталась сбежать из других мест заключения, однако считалось, что эта тюрьма, окруженная водами Сан-Франциско-Бей с опаснейшими течениями, гарантирована от побегов. Аль Капоне, прибывший сюда в 1934 году одним из первых, как рассказывают, говорил надзирателям: «Похоже, Алькатрас меня добьет».
Такера доставили на «Скалу» 3 сентября 1953 года. Ему исполнилось тридцать три года, и он получил тридцатилетний срок. На тюремной фотографии он в куртке с галстуком, темные волосы аккуратно уложены, и, несмотря на небритость, кажется красавчиком.
Однако через несколько минут после того, как был сделан снимок, «красавчика» догола раздели, заглянули ему глубоко в уши, нос, рот и анальное отверстие, проверяя, не прихватил ли он с собой контрабанду.
Затем его переодели в синюю хлопчатобумажную робу с тюремным номером, выдали брюки, кепку, что-то вроде бушлата, а также халат, три пары носков, два носовых платка, пару обуви и дождевик. Камера его была настолько узкой, что, стоя посредине, он мог одновременно коснуться руками обеих стен.
— А уж холодно там было так, что приходилось спать в бушлате и головном уборе, — вспоминает Такер.
В ту первую ночь он не мог заснуть, все думал о жене и сыне. Вспоминал, как познакомился с Шерли; как они провели отпуск на озере Тахо, катались на лыжах, а потом в сентябре 1951 года поженились. Она пела в хоре, а он готов был слушать ее часами. Потом родился мальчик.
— Мы любили друг друга. — В этом старик уверен до сих пор. — Но не мог же я признаться ей, чем на самом деле занимаюсь.
Несколько недель спустя надзиратель проводил Такера в небольшую комнату с узким окном для переговоров. Сквозь это отверстие он увидел по другую сторону барьера свою жену. Оба они взяли в руки телефонные трубки.
— Говорить было очень трудно, практически невозможно, — вспоминает он. — Мы только глядели друг на друга через толстое стекло. Она сказала мне, что должна как-то устроить свою жизнь. Я ответил: «Все правильно, ты должна позаботиться о себе и о сыне. Я никогда больше не побеспокою тебя, не дам о себе знать, как бы мне этого ни хотелось. Забуду твой номер телефона».
Через несколько месяцев он получил извещение о расторжении брака.
У Такера уже имелся немалый опыт побегов и даже некоторые, выработанные им самим, законы, в том числе: «Чем крепче охрана, тем причудливее должен быть способ».
Вместе с сокамерником по имени Тедди Грин, таким же любителем пограбить банки, они начали обдумывать способ побега. Тедди тоже был большим специалистом в этом деле: однажды ускользнул от полицейских, переодевшись священником, а из тюрьмы как-то удрал в корзине с грязным бельем.
К этой парочке присоединился третий. Прежде всего им необходимы были кое-какие инструменты. Чтобы пронести их в камеру через металлоискатель, прибегли к остроумной уловке: подбросили в одежду другим заключенным металлические опилки. Детекторы как с ума посходили, и охранники решили, что аппаратура неисправна.
В камере они прятали инструменты в унитаз, проделывая в нем дыру, а затем покрывая его замазкой. По ночам они копали тоннель, рассчитывая через него удрать. Однако кто-то из заключенных посоветовал охранникам проверить в камерах туалеты, и начался обыск. Итоги его были подведены в рапорте:
При обыске туалетов в унитазах обнаружились: паяльная лампа, перекладина-распорка, пара резаков, скобы, отвертка, несколько кусков проволоки, а кроме того, карборунд.
После этого заговорщикам присвоили статус «высочайшая опасность побега» и посадили в карцер, который у заключенных назывался «дырой».
— Меня привели туда голым и босым, — рассказывает Такер. — Стальной пол был такой холодный, что прямо-таки обжигал ноги. Чтобы не окоченеть, нужно было ходить не останавливаясь.
Однажды вечером через окно донеслось странно знакомое пение. Разглядеть Такер никого не мог, но потом сообразил, что звуки доносятся снизу: дети надзирателей поют рождественские гимны.
— Впервые за много лет я услышал детские голоса, — сказал он. — Это было двадцать четвертое декабря, канун праздника.
Вскоре Такер придумал очередную уловку: он принялся изучать свод законов и забрасывать суд жалобами и апелляциями. Об одном его «послании» прокурор отозвался в суде весьма пренебрежительно: «полная чепуха».
Тем не менее Такер добился-таки повторного рассмотрения дела, и в ноябре 1956-го его перевели в окружную тюрьму. Здесь (так он рассказывает, и это согласуется с судебным отчетом) накануне слушания Такер пожаловался на острую боль в области почек. Его отвезли в больницу и к каждой двери приставили по охраннику. Но Такер ухитрился украсть карандаш, сломал его и проткнул им себе щиколотку. Увидев на ноге заключенного рану, охранники сняли с него кандалы и оставили только в наручниках. Когда его везли на рентген, Такер вскочил с каталки, сбил с ног двух охранников и выбежал в открытую дверь. Несколько часов он наслаждался свободой и свежим воздухом. Его и схватили посреди кукурузного поля — в больничном халате и наручниках.
