Когда Фабиан начинал свое консервное дело, у него не было ничего, кроме собственных рук и головы. А когда он умер в конце семидесятых, то оставил жене Нелли процветающее предприятие и весьма значительное состояние. В отличие от Фабиана, очень популярного в поселке и любимого его жителями, Нелли считали черствой и надменной. И когда она изредка показывалась в поселке, то производила впечатление королевы, дающей аудиенцию своим покорным подданным. Она появлялась здесь настолько редко, что каждый ее визит становился местной сенсацией, а слухи и пересуды не утихали потом несколько месяцев.
В комнате стало так тихо, что можно было услышать, если бы на пол упала иголка. Госпожа Лоренс милостиво приняла помощь Хенрика по избавлению ее от мехов и, взяв его под руку, прошла в гостиную. Сначала она направилась к сидящим на диване Биргит и Карлу-Эрику. Проходя по комнате, она время от времени слегка кивала, здороваясь с некоторыми из собравшихся. Когда она подошла к родителям Александры, разговор опять понемногу возобновился. Светский треп о том о сем, в то время как все напряженно пытались услышать, о чем говорят там, у дивана.
Одной из удостоенных милостивого кивка была Эрика. В некотором роде она относилась к избранным, как местная знаменитость. Видимо, поэтому после смерти родителей Эрика получила приглашение на чай. Нелли Лоренс сочла ее заслуживающей подобной чести. Эрика вежливо отклонила приглашение и извинилась, сославшись на плохое самочувствие. Она с любопытством рассматривала Нелли, выражавшую глубочайшее сочувствие Биргит и Карлу-Эрику. Эрика очень сомневалась, что в холодном сердце Нелли нашлось бы место для какого-нибудь сочувствия вообще. Очень тощая, с узловатыми руками, сучьями торчащими из великолепно сшитого платья, она наверняка всю свою жизнь голодала, чтобы оставаться модно-стройной, но не понимала, что то, что воспринимается естественно и к лицу человеку в юности, станет с возрастом совсем не так красиво. Ее заостренное, с резкими чертами лицо удивляло своей неожиданно гладкой кожей без единой морщинки, за что, как заподозрила Эрика, следовало благодарить скорее не мать-природу, а пластического хирурга. У Нелли Лоренс были очень красивые волосы — густые, серебристые, собранные в элегантный пучок и затянутые настолько крепко, что кожа на лбу немного натягивалась, что придавало ее лицу постоянно недоуменный вид. Эрика прикидывала, что Нелли перевалило за восемьдесят. Ходили слухи, что в юности она была танцовщицей в Гётеборге и встретила Фабиана Лоренса, когда выступала в кордебалете в заведении, к которому порядочная девушка не подошла бы на пушечный выстрел. И Эрике показалось, что она замечает балетную выправку в по-прежнему грациозных движениях Нелли. Согласно официальной версии, она никогда не имела никакого отношения к кордебалету, а была якобы дочерью консула из Стокгольма. После непродолжительного, в несколько минут, разговора Нелли оставила наполовину осиротевших родителей Александры, вышла из комнаты и присела возле Джулии на веранде. Никто из присутствующих и виду не подал, насколько странным это выглядит. Все продолжали разговаривать, посматривая одним глазом на странную парочку.
Эрика опять стояла в углу одна, так как Франсин оставила ее и пошла общаться дальше. Поэтому она могла беспрепятственно разглядывать Джулию и Нелли. И в первый раз за весь сегодняшний день Эрика увидела широкую улыбку на лице Джулии, которая спрыгнула с подоконника и охотно села рядом с Нелли на плетенном из ротанга диване. Они стали шептаться, склонив головы друг к другу. Что у них, настолько разных, может быть общего? Эрика посмотрела на Биргит: та перестала плакать и не отрываясь смотрела на свою дочь и Нелли Лоренс с откровенным страхом в глазах. И Эрика решила, что ей обязательно надо принять приглашение на чай от госпожи Лоренс. Может быть, будет очень интересно поговорить с ней о том о сем с глазу на глаз.
С огромным облегчением она вышла из дома на холме и снова вдохнула свежего зимнего воздуха.
Патрик немного нервничал. Очень давно он в последний раз готовил еду для женщины. И то, что эта женщина его оставила, было Патрику далеко не безразлично. Все должно пройти отлично.
Он тихонько напевал, нарезая огурцы для салата. После долгих колебаний и раздумий он в конце концов решил остановиться на говяжьем филе. Теперь оно, хорошо обмазанное и приправленное специями, готовилось в духовке. Соус побулькивал на плите, и он чувствовал, как в животе бурчит от вкусного запаха.
День был совершенно суматошный. Патрик не смог уйти с работы пораньше, как надеялся, и поэтому ему пришлось прибираться в доме с рекордной скоростью. До сегодняшнего дня он не очень хорошо осознавал, в каком состоянии его жилье, потому что после ухода Карин его это не очень заботило. Но, посмотрев вокруг глазами Эрики, он понял, что придется потрудиться. Ему было бы очень неловко подпасть под стереотип молодого холостяка, живущего в полном раскардаше и с пустым холодильником. Раньше он по-настоящему не понимал, какой воз домашней работы тащила на себе Карин. То, что в доме чисто, опрятно и красиво, он воспринимал как данность и не задавался мыслью о том, сколько труда надо вкладывать для поддержания его в порядке. Он очень многое считал само собой разумеющимся.
Когда Эрика позвонила в дверь, Патрик быстренько скинул с себя фартук и бросил взгляд в зеркало. Хотя он и не пожалел геля, волосы все равно торчали в разные стороны.
Эрика, как всегда, выглядела фантастически. Щеки раскраснелись от мороза, а светлые волосы плотными волнами падали на воротник пуховика. Он обнял ее, позволил себе помедлить долю секунды, вдохнул запах ее парфюмерии и потом повел внутрь, в тепло. Стол был уже накрыт, и они начали с холодных закусок в ожидании горячего. Патрик украдкой поглядывал на Эрику, когда она с заметным удовольствием пробовала половинки авокадо, фаршированные креветками. Не очень, конечно, изысканно, но, во всяком случае, напортачить трудно.
— Никогда бы не подумала, что ты можешь приготовить полный обед из трех блюд, — сказала Эрика, откусывая кусочек авокадо.
— Да нет, я вообще-то не большой мастер готовить. Но на здоровье, и добро пожаловать в ресторан «Хедстрём».
Они подняли тост и пригубили белое холодное вино и потом какое-то время ели в уютной тишине.
— Как твои дела? — спросил Патрик, поглядывая на Эрику из-под вихров.
— Ничего, спасибо. Хотя бывало и получше.
— А как же все-таки получилось, что ты пришла на дознание? Ведь, должно быть, прошла чертова куча времени с тех пор, как ты как-то общалась с Алекс или ее семьей.
— Да, прошло, если округлить, двадцать пять лет. Даже не знаю, меня будто засосало в какой-то водоворот, из которого я то ли не хочу, то ли не могу выбраться. Мне кажется, что Биргит воспринимает меня как напоминание о лучших временах. Кроме того, если бы я отстранилась от участия, то по меньшей мере так бы ничего и не узнала о том, как ведется расследование. — Эрика опять помедлила. — Вы в чем-нибудь продвинулись?
— Сожалею, но я не должен говорить о деле.
— Ничего, я понимаю. Извини, я просто не подумала.
— Ничего страшного, напротив, ты мне можешь помочь. Ты ведь несколько раз встречалась с семьей, плюс ты знала их раньше. Ты не могла бы немного рассказать мне, какое у тебя сложилось впечатление о семье и что ты знаешь об Алекс?
