— Аксель? Аксель Веннерстрём?
Он чуть-чуть расслабился: женщины представляли для него несколько меньшую угрозу, чем мужчины. Ради безопасности он держал дверь на цепочке.
— Да, это я.
Он постарался, чтобы это прозвучало настолько недоброжелательно, насколько только можно. Он хотел только одного — чтобы она, кем бы она ни была, ушла и оставила его в покое.
— Здравствуй, Аксель. Не знаю, помнишь ли ты меня, но я у тебя училась в школе. Эрика Фальк.
Он покопался в памяти. Так много лет и так много детей. Мало-помалу у него начала вырисовываться картинка: маленькая светловолосая девочка, которую он знал. Да, точно, дочь Туре.
— Не могли бы мы немного поговорить?
Она вопросительно смотрела на него в щель между дверью и косяком. Аксель глубоко вздохнул, сбросил дверную цепочку и пригласил ее внутрь. Он постарался не думать о том, какую прорву неизвестных организмов она принесла с собой в его стерильный дом. Он показал на полку с обувью, чтобы она не забыла снять ботинки. Она любезно согласилась и даже сбросила куртку. Для того чтобы ее грязь не разнеслась по всему дому, он проводил ее на веранду, где стояла плетеная мебель. Она села на диван, и он напомнил себе не забыть постирать подушки, как только она уйдет.
— Много времени прошло.
— Да, если я правильно подсчитал, прошло двадцать пять лет с тех пор, как ты ходила в мой класс.
— Да, совершенно верно. Годы пролетают быстро.
Акселя раздражал этот ничего не значащий разговор, но он заставлял себя сдерживаться. Он хотел, чтобы она как можно скорее добралась до причины, которая ее сюда привела, закончила побыстрее и оставила его в покое. Ему было совершенно непонятно, что ей могло от него понадобиться. Столько учеников сменилось за эти годы. До сих пор он был избавлен от посещений кого-либо из них, но теперь перед ним сидела Эрика Фальк, а он ерзал, как на гвоздях, в плетеном кресле напротив и горячо желал, чтобы она исчезла. Его глаза все время останавливались на подушке под ней, и он буквально видел, как все бактерии, которые она притащила с собой, украдкой сползают с нее на софу, а потом расползаются по полу. Выстирать подушку будет совершенно недостаточно — ему придется вымыть и дезинфицировать весь дом, когда она уйдет.
— Тебе наверняка интересно, почему я здесь.
Он кивнул в ответ.
— Ты, должно быть, слышал, что Александра Вийкнер была убита.
Он об этом слышал, и это подняло на поверхность вещь, которую большую часть своей жизни он прятал. Сейчас он желал еще больше, чтобы Эрика Фальк поднялась и вышла за дверь, но она осталась сидеть. И у него возникло детское желание закрыть уши руками и громко загудеть, чтобы заглушить и не слышать слова, которые она собиралась сказать.
— У меня есть свои причины интересоваться Александрой и ее смертью, и я бы хотела задать тебе несколько вопросов, если можно.
Аксель закрыл глаза. Он знал, что рано или поздно этот день придет.
— Да, пожалуйста, спрашивай.
Он не стал задавать вопросов, почему она пришла расспрашивать об Алекс. Если она хотела знать это для себя, то имела полное право. Ему было неинтересно. Она может задавать свои вопросы сколько угодно, но нигде не сказано, что он должен отвечать на них. Одновременно, к своему удивлению, он чувствовал острое желание все рассказать этой светловолосой женщине, сидящей перед ним. Избавиться от всего, что он держал в себе двадцать три года. Это отравило его жизнь. Словно дьявольское ядовитое семя, глубоко засевшее внутри его совести, оно потом начало медленно разрастаться и отравлять его тело и сознание. В минуты просветления он понимал, что это и лежало в основе его мании чистоты и его еще большего страха перед всем, что угрожает его способности контролировать ситуацию. Эрика Фальк могла спрашивать все, что хотела, но он должен взять себя в руки и побороть желание рассказывать. Если он хотя бы дотронется до этого, то поднимется такая пыль, что может разрушить всю защиту, которую он тщательно выстроил вокруг себя. Этого не должно случиться.
— Ты помнишь Александру по школе?
Он горько улыбнулся про себя. Большинство детей, которых он учил в школе, оставили слабые, расплывчатые воспоминания, но Александру он видел сейчас так же ясно, как и двадцать пять лет назад. Хотя не мог об этом сказать.
— Да, я помню Александру. Конечно, как Александру Карлгрен, а не Вийкнер.
— Да, я понимаю. Какой она тебе запомнилась по школе?
— Тихая, немного замкнутая, настоящая маленькая старушка.
Он видел, что Эрика разочарована его немногословием, но сознательно говорил настолько мало, насколько возможно. Он боялся, что если слов будет много, то они начнут переливаться через край и потекут сами собой.
— Она хорошо училась в школе?
— Ни да ни нет. Она не относилась к самым честолюбивым ученикам, как я помню, но была умной, хотя и не стремилась это демонстрировать, и держалась в середнячках.
Эрика секунду помедлила, и Аксель подумал, что сейчас последуют вопросы, на которые она действительно хотела получить ответ. Предыдущие были для нее всего лишь разминкой.
— Они ведь уехали в середине семестра. Ты не припоминаешь, что была за причина у родителей Алекс?
Он притворился, что размышляет, сложил кончики пальцев, положил на них подбородок, изображая задумчивость. Он заметил, как Эрика Фальк немного подвинулась вперед на диване и выдала тем самым, с каким нетерпением ждет ответа. Он должен будет разочаровать ее. Единственное, что он не мог, — так это сказать правду.
— Ну, насколько я знаю, ее отец получил работу в другом месте. Говоря откровенно, я не очень-то хорошо помню, в общем, что-то в этом роде.
Эрика не смогла скрыть своего разочарования. По-прежнему он испытывал искушение расправить плечи и сбросить с себя все, что он скрывал столько лет, очистить совесть, выплеснуть неприглядную правду. Но он сделал глубокий вдох и загнал обратно то, что поднялось в нем и просилось на волю. Она настойчиво продолжала:
— Но, как я понимаю, все это произошло несколько неожиданно и даже странно. Ты не слышал чего-нибудь об этом? Может быть, Алекс упоминала, почему они должны уехать?
— Нет, мне это совсем не кажется странным. Конечно, как ты правильно заметила, они уехали довольно поспешно, но, вероятно, это из-за того, что ее отцу надо было срочно соглашаться и начинать работать в другом месте.
Он развел руками, показывая жестом, что и он, и Эрика могут сколь угодно долго строить предположения на этот счет. Морщинка между ее бровями стала заметнее. Она ждала другого, но ей пришлось удовольствоваться этим ответом.
— Да, но была еще одна вещь. Вроде бы тогда говорили о чем-то в связи с Алекс. Я также смутно припоминаю, как взрослые говорили что-то про школу. Ты не знаешь, что это могло быть? У меня только, как я сказала, очень слабые воспоминания, но было что-то такое, что взрослые скрывали от нас, детей.
