Человек на другом конце линии сдержанно поблагодарил его за сочувствие, но Мартин чувствовал его горе, он явственно ощущал его тяжесть. Он помедлил, думая о том, как лучше приступить к делу. Своим мягким голосом Пиа моментально переводила все, что он говорил, но, пока Мартин думал, что ему сказать, в трубке слышалось только их дыхание.
— Вы не знаете, кто сделал это с моей дочерью?
Голос слегка дрожал, и, в общем-то, Пиа вполне могла и не переводить. Мартин все прекрасно понял сам.
— Еще нет, но мы это обязательно узнаем.
Так же как и Патрик во время встречи с Альбертом Тернбладом, Мартин подумал, что, может быть, пообещал слишком много. Но он не мог не попытаться хоть немного облегчить горе отца Тани единственным доступным ему способом.
— Мы разговаривали с подругой Тани, и она утверждает, что Таня ехала в Швецию и потом сюда, во Фьельбаку, целенаправленно, по какому-то делу. Но когда мы спросили Таниного бывшего мужа, он не смог нам объяснить, почему она сюда приехала. Может быть, вы что-нибудь знаете?
Мартин затаил дыхание. Последовала долгая томительная пауза, затем Танин отец начал рассказывать. Когда они закончили разговор и он уже положил трубку, Мартин все еще продолжал сидеть у телефона, не в силах поверить услышанному. История выглядела совершенно фантастической. Но при всем том она была очень простой, и он знал, что Танин отец говорил чистую правду. Когда Мартин собрался положить трубку, он вдруг вспомнил, что Пиа по-прежнему на линии. Помедлив, она спросила:
— Ты узнал то, что нужно? Я думаю, что перевела все правильно.
— Да, я тоже уверен, что ты переводила безупречно. И да, конечно, я узнал именно то, что надо. Я знаю, что, наверное, не стоит тебе об этом напоминать, но…
— Понимаю, я не должна никому ни о чем рассказывать. Обещаю, что никто из меня и словечка не вытянет.
— Это хорошо. Да, кстати…
— Да?
Мартин засомневался: ему послышалось ожидание в голосе Пиа, но мужество ему изменило, и он еще подумал о том, что случай какой-то неподходящий.
— Да нет, ничего особенного, давай как-нибудь потом, в другой раз.
— О'кей.
Теперь Мартину явно послышалось разочарование в голосе Пиа, но его уверенность в себе все еще пребывала на весьма низком уровне после последней катастрофы на амурном фронте. Поэтому он счел, что ему, наверное, просто померещилось.
Он поблагодарил Пиа, положил трубку и начал обдумывать то, что услышал от отца Тани. Он переписал набело и привел в приличный вид заметки, которые сделал во время разговора, взял их и пошел в кабинет Патрика. Определенно похоже на то, что у них наконец-то появился прорыв в деле.
Они оба довольно настороженно смотрели друг на друга, когда вновь встретились. Они виделись первый раз после неудачного свидания в Вестергордене, и оба ждали, что другой должен сделать первый шаг к примирению. Из-за того, что Йохан позвонил сам и Линда понимала, что внесла свою долю в их ссору, она начала первой.
— Ты понимаешь, я тогда тебе всяких глупостей наговорила. На самом деле я не имела это в виду, просто я очень разозлилась.
Они сидели на своем обычном месте, забравшись на сеновал в Вестергордене. Когда Линда посмотрела на Йохана, ей показалось, что его профиль высечен из камня. Потом, после ее слов, его лицо смягчилось.
— А, забудь это. Я отреагировал тоже слишком жестко. Дело в том, что… — он помедлил, подыскивая нужное слово, — в том, что так чертовски тяжело оказаться там опять со всеми воспоминаниями и все такое. К тебе это, в общем-то, не имело отношения.
По-прежнему очень осторожно Линда прижалась к Йохану и обняла его. Их ссора привела к тому, что неожиданно для себя она стала в определенной степени уважать его. Линда привыкла смотреть на Йохана как на мальчишку, который цепляется за мамину юбку или за своего старшего брата, но тогда, во время их ссоры, она увидела в нем мужчину, и это притягивало ее, притягивало просто непреодолимо. Она также увидела, что он может быть опасным, и это придало ему еще больше привлекательности в ее глазах. Он действительно был очень близок к тому, чтобы наброситься на нее. Она ясно видела это в его глазах. И сейчас, когда она сидела, прижавшись щекой к его спине, от этих воспоминаний все внутри Линды вибрировало: она словно летала поблизости от огня — достаточно близко, чтобы чувствовать жар, но и достаточно далеко, чтобы не сгореть. И если кто-то и контролировал это равновесие, то только она сама.
Она провела руками по его телу, голодно и ищуще. Она все еще ощущала в нем некоторое сопротивление, но верила, что по-прежнему власть и главенство в их отношениях принадлежат ей. Невзирая ни на что, все во многом определялось телом и физиологией, и женщины в общем и она в частности имели поэтому преимущество перед мужчинами. И сейчас она пользовалась этим и наслаждалась. С удовлетворением Линда отметила, как участилось его дыхание и как он перестал ей противиться. Линда забралась к нему на колени, и, когда их языки встретились, она поняла, что победила в этой схватке. И она жила этой иллюзией до тех пор, пока не почувствовала, как Йохан крепко взял ее за волосы, жестко повернул ее голову и посмотрел прямо в глаза, сверху вниз. Она почувствовала себя маленькой и беспомощной, на долю секунды она опять увидела тот же опасный огонек в его глазах, как и во время их ссоры в Вестергордене. И подумала о том, услышат ли ее в доме, если она попробует закричать. Наверняка нет.
— Ты знаешь, тебе стоит быть подобрее со мной, а иначе, может быть, одна маленькая птичка слетает в полицию и начирикает о том, что я видел здесь, у вас во дворе.
Линда посмотрела на Йохана большими глазами. Ее голос сорвался в шепот:
— Ты этого не сделаешь, ты обещал, Йохан.
— Тебе стоило бы знать, что, как говорят люди, обещания кого-нибудь из семьи Хульт ничего не значат.
— Ты не должен этого делать, Йохан, пожалуйста. Я сделаю все, что угодно.
— Да, оказывается, кровь не водица и она что-то для тебя значит.
— Ты же сам мне говорил, что не понимаешь, как Габриэль мог сделать такое с дядей Йоханнесом, а сейчас собираешься сделать то же самое.
Ее голос звучал просительно, умоляюще. Контроль над ситуацией полностью выскользнул у нее из рук, и она обеспокоенно думала, что может сделать, оказавшись в таком положении. Управлять положением должна она.
— А почему я не должен этого делать? Если посмотреть на все это дело, можно сказать — карма. Так или иначе, круг замыкается. — Он недобро улыбнулся. — Но здесь ты, наверное, попала в точку, я буду молчать. Но не забывай, что я могу в любую минуту передумать, так что уж, пожалуйста, постарайся, будь со мной ласкова, любимая.
Он погладил ее лицо, по-прежнему крепко держа за волосы, а потом наклонил ее голову вниз. Она не стала протестовать. Равновесие было определенно нарушено.
~ ~ ~
Лето 1979 года
