— Вот так, Эрнст. — Пес поднял ногу у ближайшего куста, не спуская глаз с хозяина. — Вот так. Вечерком папочка пойдет размять ножки.
Эрнст склонил голову набок, вдумываясь в слова хозяина, но решил не утруждать себя умственной работой и подошел к следующему кустику.
Мельберг попытался представить себе вечерний курс сальсы, зад Риты… И тут же поймал себя на том, что начал что-то насвистывать. Его и в самом деле увлекли эти танцы, ну и что здесь такого?
Тут он вспомнил про следствие, перестал свистеть и помрачнел. Теперь даже не одно следствие, а два. В этой чертовой деревне покоя не найти. Люди ни с того ни с сего бросаются друг на друга, колотят по голове статуэтками или, еще того чище, начинают душить. Ну ладно, второй случай вроде бы трудностей не составит. Муж сам признался. Дождаться только протокола вскрытия, и с глаз долой. Хотя Мартин Мулин ходит и бурчит что-то — странно, мол, что и Эрик Франкель, и Бритта Юханссон… они же были друзьями детства… Мало ли что! Шестьдесят лет прошло. Целая вечность. А он хочет теперь буквально за уши притянуть эту древнюю историю к следствию. Глупость, да и только.
Но пускай. Он дал разрешение Мартину покопаться немного в этой археологии, проверить телефонные разговоры и все такое… Если считает, что просматривается какая-то связь, пусть докажет. Конечно же, ничего не найдет. Перестанет бурчать, по крайней мере.
Мельберг с удивлением огляделся. Оказывается, пока он размышлял, ноги сами принесли его к подъезду, где жила Рита. Эрнст посмотрел на дверь, потом на хозяина и пару раз выжидательно вильнул хвостом — ну что, зайдем? Бертиль посмотрел на часы — одиннадцать. Идеальное время для кофе. Если она дома, конечно. Он нажал на кнопку домофона.
Длинные сигналы. Жаль.
— Привет!
Голос за спиной заставил его вздрогнуть. Он резко обернулся. К нему вперевалку приближалась Юханна, держа руку на крестце — идти ей, как видно, было очень и очень нелегко.
— Надо же, пройтись два шага — как баржу разгрузить, — сказала она, морщась и отдуваясь. — Сидеть бы дома и ждать, но, говорят, надо гулять. — Она опять поморщилась и медленно перенесла руку с крестца на живот. — Вы к Рите?
Понимающая улыбка.
— Э-э-э… нет. — Сказав «нет», Мельберг тут же почувствовал себя идиотом: а что он тогда вообще здесь делает? И чему она улыбается? — Э-э-э… вообще-то мы гуляли с Эрнстом, он меня сюда притащил, хочет повидаться с этой… Сеньоритой.
— Риты нет. — Юханна продолжала улыбаться, явно развлекаясь. — Она до ланча у подруги. Но может быть, все равно зайдете на чашку кофе? Если, конечно, Эрнст не будет возражать, поскольку Сеньориты тоже нет. — Молодая женщина весело подмигнула. — А я буду рада. У меня вот-вот начнется лапландская болезнь.
[14]
— Да-да, конечно… с удовольствием.
Они прошли в квартиру. Юханна проследовала на кухню и, отдуваясь, тяжело уселась на стул.
— Сейчас поставлю кофе. Только дух переведу.
— Сидите, сидите… — поспешил сказать Мельберг. — Сам поставлю. Я в тот раз подглядел, где что лежит… полицейская, знаете ли, наблюдательность.
Юханна с удивлением посмотрела на него, но промолчала. Как ему показалось, не просто промолчала, а благодарно. Благодарно промолчала.
— Тяжело, наверное. — Он налил воду в кофеварку и мотнул головой в сторону ее живота.
— Сказать «тяжело» — ничего не сказать. Вообще все радости беременности — это продукт недобросовестной рекламы. Сначала четыре месяца блюешь без передышки… Только и оглядываешься, есть ли сортир поблизости. Потом пара месяцев ничего себе, даже хорошо, уютно… вот эти два месяца они, наверное, и рекламируют! Писали бы честно: не «беременность — счастливый период в жизни каждой женщины», а два месяца в середине беременности… А потом за одну ночь превращаешься в бегемота. Или бегемотиху.
— Да, но потом…
— Стоп! — Юханна строго подняла указательный палец. — Я об этом даже не… как подумаю, что у этой зверюшки только один выход, сразу паникую. А если вы начнете говорить что-то вроде… мол, все женщины во все времена рожали, и даже по многу раз, и ничего особенного… если вы скажете что-то в этом духе, я вас чем-нибудь тресну.
Мельберг поднял руки.
— Вы говорите с человеком, который даже поблизости от роддома не был! — Он налил чашки и поставил на стол. — А с другой стороны, я вам завидую — имеете полное право есть за двоих. — Он улыбнулся, видя, как Юханна потянулась за третьей булочкой.
— Уж это-то право я использую на сто пятьдесят процентов! — рассмеялась Юханна. — Но вы-то, похоже, исповедуете ту же веру, хотя до беременности вам пока далековато. — Она подмигнула и показала на его солидный живот.
— А сальса на что? Это мы сострогаем в один момент!
— Надо как-нибудь пойти посмотреть, чем вы там занимаетесь, — дружелюбно сказала Юханна.
Мельберг с удовольствием отметил, что Юханне приятно с ним разговаривать. С другой стороны, он, к своему удивлению, чувствовал себя в обществе Ритиной невестки просто превосходно, как будто был знаком с ней сто лет. Но у него на языке вертелся вопрос, который он, недолго думая, и задал.
— Как? Папа? Кто? — повторила Юханна, и он тут же понял, что мог бы сформулировать и получше.
Но она поняла, несколько секунд пристально рассматривала его, так что ему даже стало не по себе, но потом взгляд ее смягчился. Наверное, решила, что за его бестактным вопросом никакие коварные замыслы не скрываются.
— Клиника в Дании. Никакого отца и в глаза не видела. Если вы думаете, что я пошла в ресторан и подцепила какого-нибудь добровольца, то глубоко ошибаетесь.
— Нет, что вы… У меня даже в мыслях такого не было, — прижал руку к груди Мельберг, хотя она-то, в отличие от него, сформулировала его тайную догадку почти дословно. За исключением, пожалуй, слова «доброволец».
Он посмотрел на часы — пора возвращаться в отдел. Подходит время ланча, а это событие ему вовсе не хотелось пропустить. Он отнес чашки и блюдца в мойку, подумал немного и достал бумажник.
— Если что-то… — Он протянул ей визитную карточку. — Если что-то непредвиденное… что-то побеспокоит… я понимаю, что и Рита, и Паула настороже, но мало ли что…
Юханна с удивленной миной приняла карточку. Он даже не мог себе объяснить, что заставило его сделать этот жест. Может быть… может быть, это чувство легких, но полновесных толчков в ладонь, когда в тот день он положил руку ей на живот.
— Эрнст! — Он надел поводок на подбежавшего с готовностью пса и вышел, забыв попрощаться.
Перед Мартином лежали распечатки телефонных разговоров. Интуиция его не подвела, хотя ничем особенным и не вознаградила. Непосредственно перед убийством Эрика Франкеля кто-то звонил на его телефон из дома Германа и Бритты Юханссон. Два раза. И еще один звонок два дня назад. На этот раз они звонили, по всей видимости, Акселю. Кроме этого, Герман и Бритта, или кто-то из них, звонили Францу Рингхольму.
