В общем, с Акуловыми мы быстро договорились. Яков только одно условие мне поставил: чтобы с прибыли непременно купить новомодную пожарную машину – локомобиль с насосом и длиннейшими шлангами. Обещал. Я на огонь только в костре смотреть люблю. В аккуратном, тщательно окопанном, укрощенном костре.
Понятия о том, сколько может стоить чудо современной техники, я, конечно, не имел. Иначе, быть может, и не обещал бы так искренне. Все-таки пятьдесят шесть тысяч рублей серебром плюс доставка за тридевять земель – это немалая сумма. Но это я так, к слову.
В тот же день, сразу после совместного с обоими братьями Акуловыми обеда, я застраховал свой дом. Днем позже новый управляющий на очередном заседании магистрата донес эту весть до сведения виднейших купцов города. Разумеется, похвастался намерением купить в Англии пожарный локомобиль и порекомендовал занимающимся транспортировкой товаров торговцам и пароходовладельцам подумать о страховании грузов. Баржи, бывало, садились на мель. Загорались от искр из трубы пароходов. Сами буксиры переворачивались. Ушлые остяки воровали с барж товары на ночных стоянках. На тракте нет-нет да появлялись лихие «чаерезы», умудряющиеся срезать крепления тюков с воза прямо на ходу. Купцы несли убытки. Заказанные в Тюмени пароходы оказывалось не на что выкупить.
Вот именно по этому поводу Тецков, Тюфин и еще несколько хорошо известных в не особенно широких кругах людей набились ко мне на прием. Спросить моего мнения о надежности нового, еще чудного и непонятного дела. А заодно пожаловаться на недостаточность средств. Как бы намекнуть, что пора бы уже оплатить будущую доставку огромной для Сибири толпы народа на Алтай.
Тюфин еще в присутствии вольных или невольных свидетелей хотел поинтересоваться, каким именно образом я намерен все погрузо-разгрузочные работы в пределах Томска загнать на причалы в Черемошники. Порт начали активно строить сразу, как только снег сошел, и к будущей навигации обещали большей частью закончить. Вот Николай Наумович и беспокоился о своих инвестициях. Ему на верфях инженера Гуллета достраивали стодвадцатисильный пароход, и к осени за него нужно было рассчитаться с корабелами.
Рассказал о принципах страхования. Невелика наука. Поделился намерением организовать в губернии речную службу с государственными комиссарами портов и причалов и выплатой речного сбора. Отыскал и продемонстрировал купцам соответствующий закон в кодексе. Слава богу, тарифами никто не впечатлился. Сто двадцать пять рублей с большой баржи – не те для купцов деньги, ради которых стоило ссориться с государством. Тем более что средства должны были пойти на саму организацию речной службы. На знаки, бакены, маяки и промеры глубин. На составление лоций и отслеживание «бродячих» отмелей.
Все чинно, благородно было. Сидели, степенно разговаривали. Пока речь не зашла о вокзале. Я даже представить себе не мог, как, оказывается, томичей взволновал процесс выбора общей концепции архитектурного решения станции. Если прямо у меня в кабинете купцы едва друг другу бороды не поотрывали, что же тогда в городе возле «урн» для голосования творилось?!
Кое-как усмирил стихию. Завел речь о планировке привокзальной площади. Это тоже важно. Гости станут получать представление о столице губернии именно по первым впечатлениям. На вокзале, по себе знаю, никто слишком-то не задерживается. После нескольких недель пути – тем более. Так что первая встреча с моим городом путешественников ждала на привокзальной площади.
Следовало подумать, какие именно здания имеют право на существование в непосредственной близости от станции, а какие – ни в коем случае. Может быть, все эти строения построить городу в едином дизайне и сдавать арендаторам, как лавки в Гостином дворе? Или, наоборот, дозволить самовыражение, а ограничить только высоту и взаимное расположение? Подкинул, в общем, купцам новую забаву. Предупредил, конечно, что застройку будущей площади можно будет начинать только после окончания возведения собственно самого вокзала со всеми его техническими службами. Во-первых, со стройматериалами и мастерами-строителями была настоящая проблема, а во-вторых, мало ли что! Вдруг мои инженеры решат что-нибудь переставить-передвинуть или даже, не дай бог, развернуть «к лесу задом, ко мне передом». Я вот Зборжегскому о залах ожидания, кассовом зале, комнатах матери и ребенка заикнулся, так такие глаза увидел, сова бы позавидовала. Он еще раз переспросил и умчался творить планировку. Так что итог совершенно непредсказуемый.
Купчин я уже выпроваживать стал, когда прозвучал совершенно неожиданный вопрос. Что, дескать, с теми деньгами станем делать, которыми люди, горожане, за понравившийся проект голосуют?
В ответ на мое недоумение выяснились удивительные подробности первого в губернии всенародного голосования. Оказалось, что мои «копейки или камешки» легким движением руки ленивого переписчика в опубликованном решении губернской строительной комиссии превратились просто в «копейки». Догадливый народ тут же сам додумал, что одна копейка – один голос, и сарафанное радио в полдня разнесло весть по всему городу. К зданию магистрата потянулись первые любопытные – смотреть картины. Сразу бросать в дырки свои кровные никто и не собирался. Неделя – это много. Легко можно успеть обсудить варианты с родней и друзьями, посмотреть на других, подсчитать мелочь в кармане и себя показать. Солдаты, охранявшие «избирательный участок», грозились по второму разу никого к ящикам не пущать, но о сумме максимального взноса сами не имели никакого понятия. Сказано же – копейка, а хошь двугривенный или даже рубь кинуть – кто слово посмеет против сказать?
Уже на третий день голосования с самого утра возле урн появился магистратский писарь с толстенной амбарной книгой и карандашами. Потому что городским головой было принято решение записывать всех виднейших людей Томска, проголосовавших за один из вариантов суммой более трех рублей. Имена таких господ в случае победы полюбившейся им картины планировалось вырезать на мраморной плите и установить оную в главном зале будущего вокзала. Лотерея, однако! Но и это еще не все! Тецков уже договорился со Зборжегским, что город после окончания выборов стиля архитектуры выкупит у автора эту картину. Она будет продана с аукциона, а вырученные деньги пойдут на покупку и установку на вокзале огромных часов. Теперь вот купцы интересовались, на что я намерен потратить собранное в урнах богатство.
– Деньги эти – горожан, – словно так и задумывалось, стараясь не обращать внимания на хохот Герочки, важно заявил я. – Значит, и подсчет вести, и распоряжаться ими потом должен магистрат. Я, признаюсь, думал памятник на привокзальной площади поставить государю нашему Александру. Но часы – это тоже хорошо.
Торговые люди возмутились. Как это можно сравнивать царя с механизмом каким-то? Решили – одно другому не мешает. Чай не Голопупово какое-то. Не хватит на памятник средств из ящиков, найдется кому добавить! Часы и из кассы города можно купить…
Первое мая выпало на субботу. Но навигация так и не началась. Баржи с пароходами остались у импровизированных причалов, а переселенцы – на берегу. Потому что в день накануне малой Пасхи – воскресенья, у православных дела начинать не принято. А в само воскресенье – тем более.
