Змей! Где тут блондинка по имени Ева прячется, еще не знающая, что хочет яблочка? Почему задерживается? И плод уже приготовлен, и искуситель присутствует! Одним движением и ускорить процесс заселения Южного Алтая, и освободить уже распаханные, обихоженные земли под православных переселенцев – истинно византийское коварство. Уберет с глаз долой неудобных староверов, а взамен получит несколько десятков тысяч прихожан. Причем все собирается проделать чужими руками! Моими то есть! Кто посмеет потом в чем-либо обвинить епископа?
И ведь не боится, что я вместо славян голштинцев туда поселить могу. Значит, и в отношении них уже планы разработаны. У православной церкви здесь инструменты давно настроены. Духовная миссия с полудикими теленгитами практически справилась, что для них наивные европейцы? В один миг перекрестят.
Зачем эта глобальная программа ссылки старообрядцев на край света местной церкви – понятно. А что это даст мне? У староверов десятки направлений. Часть из них совершенно не приемлют какой-либо гражданской власти. Соответственно они не стремятся платить подати и служить в армии. Но эти люди совершенно не употребляют ни табака, ни водки и невероятно трудолюбивы. Если кто-то и сможет быстро освоить целину в верхнем течении Катуни, так это они. Я имею в виду прекрасные, плодороднейшие долины, настоящие житницы Горного Алтая, в моем мире называвшиеся Усть-Коксинским районом. Однако, насколько мне известно, эти направления православия церкви и церковнослужителей не жалуют. Беспоповцы они.
Другая часть староверов более социализирована. Эти готовы сотрудничать с властью. С рекрутской повинностью у них тоже тяжело, но с тех пор, как стало можно за деньги выставлять вместо себя кого-то другого, и этот вопрос тайные общины научились решать. Они отлично организованы, предприимчивы и изобретательны. И действительно есть шанс сманить их на юг, если пообещать свободное строительство церквей.
Интересно… У кого бы спросить, насколько мирно могут ужиться ортодоксальные староверы с новостароверами? А как красиво бы вышло! Первых подальше отсюда, вторых поближе к цивилизации. Матерые купцы-старообрядцы скупали бы излишки зерна у беспоповцев, а взамен возили бы туда промышленные товары. Мощный сельскохозяйственный район мог бы кормить не менее мощный промышленный. Неподалеку от Кош-Агача и медь с железом, и серебро есть…
Только мерзко как-то на душе. Гаденькое такое чувство, будто планирую поманить ребенка конфеткой, чтобы потом заставить его красить забор. Юродивая говорила: станет старичок злое предлагать – соглашайся. Как бы покровитель твой, Господь, в курсе и полностью согласен с проектом. Но кивни я тогда этому отвратительному попу и кем бы стал? Кем-то похожим на фашистского карателя на суде в Нюрнберге, пытавшегося оправдаться тем, что он, дескать, солдат и привык исполнять приказы?! Сколько таких выло от безысходности в том Ничто, откуда я сумел сбежать…
– Я не стану принуждать людей к переселению, – выговорил я.
– И не опасаетесь? – Куда только плаксивые, страдальческие интонации из голоса делись! Теперь передо мной сидел совершенно иной поп. Да, все тот же сухонький замухрышка. Только теперь из той самой, советских времен «синей птицы» – истощенного голубоватого цыпленка, громко обозванного на ценнике курицей, превратился в готовящегося атаковать сокола-тетеревятника. – Ваше превосходительство, о ваших деяниях и так уже сообщений в Главном управлении довольно набралось. То вы нигилистам покровительствуете, то иудеям. Князем себя удельным возомнили. Торговые пути устраиваете и посольства принимаете. Солдат иностранным оружием снабдили. Зачем же еще вам и в небрежении к церкви обвинения?
– Гражданское правление готово поддержать добровольных переселенцев в отдаленные долины, – твердо заявил я, выделив слово «добровольных» и надеясь, что сидящий напротив подонок в рясе не заметит, как меня трясет от отвращения. – В силу своего происхождения и вероисповедания я не слишком разбираюсь в нюансах взаимоотношений православной церкви и некоторых ее ответвлений. И не могу определить, кому дозволяется строить храмы, а кому нет. Думаю, что это и не мое дело. Я достаточно ясно выразил свою мысль, ваше преосвященство?
– То есть вы, ваше превосходительство, признаете, что такая долина есть, и готовы позволить поселиться там… верным подданным государя императора? И как же сие место называется?
– Уймонская степь. Можете начинать свою агитацию, ваше преосвященство.
Уходя из Богородице-Алексеевского монастыря, поймал себя на мысли, что совершенно серьезно размышляю на тему, сколько суждено еще прожить старичку-епископу и можно ли как-то аккуратно и без последствий вмешаться в Божий промысел.
Миша, видимо, каким-то шестым чувством ощутивший мое кровожадное настроение, шел молча и только возле коляски решился напомнить, что у меня на сегодня назначена встреча с Магнусом Бурмейстером, кораблестроителем из Дании.
– Да-да, Миша, конечно. Я помню, – рассеянно ответил я и взглянул в обеспокоенные глаза своего секретаря. – Позволь полюбопытствовать… Исключительно в теоретическом плане… Вот если бы ты очень сильно желал кому-то смерти, но сам не мог бы… гм… это сделать. К кому бы ты обратился?
– Вы знаете, Герман Густавович, – задумавшись лишь на минуту, выдал Карбышев, – я не один год служил в жандармерии… Да, ваше превосходительство, уже служил. Полковник Киприянов днями подписал мой рапорт об отставке…
– Я надеюсь…
– Нет-нет, ваше превосходительство! Я счел необходимым оставить государственную службу, с тем чтобы иметь возможность всеми силами помогать вам. Если вы не…
– Я рад, – улыбнулся я. Еще бы мне не радоваться. Не прошло и года, как господин Карбышев соизволил-таки выбрать, с кем ему быть.
– Это я рад, Герман Густавович. Я… я немного волновался. Мне казалось, что вы только из-за того и взяли меня к себе, что я…
– И это тоже, Миша, – признал очевидное я. – Но ведь даже твое увольнение со службы в Третьем отделении, по сути, ничего не меняет. Мне ли не знать, что бывших жандармов не бывает. Не так ли? Что мешает тебе время от времени доносить на меня, если я тебя о том попрошу?
– Спасибо, ваше превосходительство, – пуще прежнего обрадовался секретарь. – Так вот. За время службы я много раз имел возможность убедиться, что смерть – не самое плохое, что может случиться с человеком. И если бы я кого-то до такой степени ненавидел, то сделал бы все от меня зависящее, чтобы моему врагу стало очень-очень плохо. Так плохо, чтобы он сам стал желать своей смерти.
– Не хотел бы я оказаться в числе твоих врагов, Миша, – с улыбкой на губах, но совершенно искренне сказал я. И поспешил сменить тему: – Как-то не везет нам с епископами. Этот, что месяц как представился… Порфирий? И образован отменно, и в научной среде известен был, а с семинарскими общежитиями так и неясно, что получилось. То ли сам владыко деньги, на их обустройство выделенные, прибрал, то ли другой кто, пока Порфирий в эмпиреях витал. А этот, Виталий, другим грехом обуян. Честолюбив без меры. И готов идти прямо по трупам. По мне так лучше уж философ, чем сатрап…
