— Господин Бернс вас обоих подверг риску.
— Но откуда ж он мог знать это тогда? — вдруг разозлилась Клэр, впившись взглядом в агента. — Они в банке нас дожидались, когда мы вошли. Их было больше. Да еще напугали нас до смерти. Я вообще думала, что уже никогда из банка не выйду.
— Я никого не виню, просто пытаюсь…
— Почему все-таки я не пошла навестить Дэвиса? Потому что не хочу у него на глазах сломаться. Я, вся из себя такая, ни царапинки, цела и невредима, прячусь где, у родителей? — Клэр подняла руку, чтобы убрать волосы со лба, но их там не было, и девушка отвела взгляд. — А что? Он обо мне спрашивал?
— Спрашивал.
Клэр поникла.
— Я звонила в больницу, но они по телефону ничего не говорят.
— Одним глазом он почти ничего не будет видеть.
Девушка закрыла лицо кистями рук, на них по-прежнему были натянуты рукава. Отвернулась к окну, за которым мальчишки играли в мяч. Фроули специально надавил на нее, чтобы во всем убедиться.
— Нижняя челюсть сломана. Зубы выбиты. И, к моему величайшему сожалению, он ничего не помнит о том дне. Даже как встал с постели утром.
— Значит, только я помню? — спросила Клэр, не отнимая рук от лица.
— Вы единственная свидетельница, да. Поэтому я, можно сказать, на вас рассчитываю.
Некоторое время девушка отсутствующим взглядом смотрела в окно.
— А остальные ваши сотрудники? — продолжил Фроули. — Может быть, кто-то был недоволен? Не кажется ли вам, что кто-нибудь из них мог слить внутреннюю информацию о принятом распорядке, процедурах работы в хранилище?..
Клэр покачала головой, не дослушав агента до конца.
— Даже нечаянно? Может, кто-то просто болтлив? Или у кого-то заниженная самооценка и ему хочется добиться расположения окружающих? Или приятное кому-то сделать?
Девушка по-прежнему качала головой.
— Хорошо. Может быть, кого-то шантажировали или иным образом вынуждали давать информацию?
Она отняла одну руку от лица, печального, но сухого, и исподлобья посмотрела на фэбээровца.
— Вы спрашиваете про Дэвиса?
— Я спрашиваю про всех.
— Дэвис считает: из-за того, что он гей… Глупости, конечно, но он считает, что это мешает его карьере. А я ему сказала: оглянись, половина мужчин, работающих в банках, живут в Саутэнде.
[30]
Он спросил, что я собираюсь делать на День святого Валентина. Я сказала: да ничего особенного, возьму в прокате «Умереть молодым» и буду смотреть в одиночестве, что ж еще? Ему тоже не с кем было праздновать, ну вот мы и пошли вместе развлечься, чтобы дома не киснуть. В бар «Хорошая жизнь» выпить по коктейлю «космополитен». Отлично время провели. С тех пор дружим.
— В жизни господина Бернса не появлялись новые знакомые? Может, в отношениях что-то не заладилось?
— Откуда мне знать? Я с его друзьями не знакома. Он со мной о таком не говорит. Мне было с ним весело. Приятно, когда есть мужчина, который заметит, если у тебя новая стрижка.
— То есть вы не знаете, были ли у него связи?
— Послушайте… они его избили, не забывайте. Он не виноват.
Фроули почувствовал, что Клэр в нем разочаровалась, и задумался над тем, не скрывается ли что-то за этой вспышкой гнева. За тем, как она произнесла «не виноват».
— Значит, он был амбициозен, хотел продвижения по службе?
— Он учился на вечернем в бизнес-школе. — Клэр начала защищаться. Встала на сторону Бернса.
— А вы нет.
— Я? Не-е-ет.
— Почему?
— Бизнес-школа? — переспросила она, словно говорила с умалишенным.
— А что такого? Карьера. Развитие. Четверо замов, которых вы обучали, обскакали вас и ушли на повышение в головной офис. Что за радость сидеть в отделении по работе с физлицами?
— Мне предлагали. — Ага, в тоне проскользнуло чувство собственного достоинства. — Программа развития и повышения квалификации руководителей.
— И?
Клэр пожала плечами.
— Только не говорите, что вам очень нравится работать управляющей отделением.
— В основном меня от этого тошнит.
— Так что же?
Девушка растерялась.
— Это ведь тоже работа. Зарплата хорошая, даже очень. Никто из моих друзей столько не зарабатывает. Сверхурочных нет, в выходные не дергают. Домой работу брать не надо. Вот мой отец — он банковский человек. Я нет. Никогда не хотела работать в банке. Просто… мне хотелось наслаждаться молодостью. Чтобы не было сложностей.
— Но теперь это кончилось?
Клэр едва заметно расслабилась.
— Вот взять моих подружек, да? Они собирались устроить праздник тем вечером. У меня был день рождения. Три и нолик. Ура-ура! Они взяли напрокат лимузин — глупо, да? А я, вся такая тухлая была, потому что еще в себя не пришла, ну и сказала им: девчонки, у вас есть лимузин — развлекайтесь без меня. Они приехали на следующий день и без конца тараторили про ужин и симпатичного официанта с татуировками на костяшках пальцев, и про парней, которые их угостили выпивкой, и про то, как ехали по улице Тремонт и орали песню Аланис Мориссетт, высунувшись в люк на крыше, и про то, как Гретхен у бара «Меркурий» целовалась взасос с копом не при исполнении. А я подумала: Господи, я тоже такая, что ли? Была такой же, как они?
Фроули улыбнулся своим мыслям. Уязвимость Клэр привлекала его. Эта растерянная девушка, раскрывшая ему душу, пыталась разобраться в себе самой. Но он решил: ничего личного, работа есть работа. Он ищет Бандитов с бумажными пакетами, а не добивается свидания с Клэр Кизи.
— Я должна чувствовать себя паршивее, да? — продолжала она. — Кому ни скажу, все такие глаза делают: «Ужас!» Как будто удивляются, что я не в реанимации лежу.
Фроули поднялся и выключил диктофон. Создалось ощущение, что разговор окончен.
— Произошло ограбление. Вы — невольный участник. И не надо искать каких-то подтекстов.
Клэр выпрямилась, забеспокоившись, что он уйдет.
— Моя жизнь вдруг оказалась такой странной. Ко мне приходят агенты ФБР. Знаете, я вас с трудом узнала, когда вы утром пришли. Ну то есть… когда мы в прошлый раз разговаривали, я была настолько далека от всего. Казалось, что кругом туман.
— Я же вам сказал, это нормально. Отходняк после ограбления. Спите хорошо?
— Только вот сны эти, прости господи. Бабушка моя — она три года назад умерла. Сидит на краю кровати и плачет. А на коленях у нее пистолет.
— Это все кофеин. Говорю же, бросьте пить кофе.
