Чем ближе мы подъезжали к даче, тем все больше и больше в
моей голове появлялась неразбериха, и все мои попытки упорядочить мысли и
привести их к общему знаменателю терпели крах. Я вновь подумала об Илье. О том,
как привезла его на свою дачу, затем уехала в город и там встретила его вновь.
Об этой его загадочной амнезии, о подбежавшей к нашему столику Наташке. О ее
слепой уверенности в том, что ее ограбил именно Илья, только лысый.
Задурманенная алкоголем голова сильно болела и отказывалась соображать.
Единственное, о чем я действительно жалела, так это о том,
что нельзя вернуть все назад. Если бы можно было вернуть все назад, я бы не
поехала вчера на дачу, не сбила бы Илью и не нажила бы кучу проблем и
совершенно необъяснимых последствий на свою бедную голову. Что за человек этот
Илья? И как бы заглянуть к нему в душу да хоть одним глазком посмотреть, что в
ней творится? А ведь если на Илью посмотреть не как на пешехода, который попал
под мою машину, а как на мужчину, с которым совершенно случайно свела меня
судьба, то можно сразу отметить: у него хорошо тренированное и красивое тело,
которым залюбуется любая женщина. Он очень похож на человека, который
заставляет себя часто заниматься физическими упражнениями, а это значит, что он
подтянут и необычайно хорош собой. При другой ситуации от такого запросто можно
было бы потерять голову.
— Сколько еще до дачи? — перебила мои мысли
Наталья.
— Почти приехали. Наташа, только мы с тобой
договорились — все без глупостей!
— Договорились. Я "просто еще раз посмотрю на
этого человека, и все.
— Только «посмотрю» совсем не означает вцепиться ему в
глаза!
— Светлана, ну о чем ты говоришь.
— Все о том же.
— Мы же договорились.
Глава 8
Открыв калитку, я пропустила Наташку вперед, но та чуть было
не сломала каблук о первый попавшийся камень. Поддержав подругу, я тут же
подставила ей свое плечо и пожаловалась:
— Опять фонарь перегорел. Прямо напасть какая-то. Я не
успеваю лампочки менять. Перегорают с бешеной скоростью. Захочешь — не
напасешься.
— Тебе здесь не только фонарь, но и дорожку не мешало
бы заасфальтировать. Тут все шпильки пообломать можно.
— Вообще-то я на шпильках на дачу не езжу.
— Но ведь у нас же с тобой экстренный выезд.
Незапланированный. Можно даже сказать, что спонтанный.
Наверно, именно поэтому мы с тобой и не успели в резиновые сапоги
переобуться, — тут же съязвила Наташка и, облокотившись о деревянные
перила, стала рассматривать ногу.
— Что ты там рассматриваешь?
— Ногу больно. Ты все-таки об асфальтированных дорожках
подумай.
— А что мне думать? Я собственными силами все равно их
не сделаю. Тут мужская сила требуется.
— А может быть, даже не мужская сила, а мужские
вложения. Мужик, он и в Африке мужик. Что за жизнь пошла непонятная? Куда ни
коснись, везде мужик нужен, — сделав паузу, Наташка посмотрела на свет в
окне и, ухмыляясь, произнесла:
— Вроде есть у тебя один мужик. Лежит готовый. Ждет
твоего приезда. Только для того, чтобы его на дачу заманить, тебе пришлось по
нему машиной проехать.
— Что ты несешь? Я тебе это по секрету сказала.
— Я никому и не кричу. Я просто излагаю факты.
Мы ни в чем не виноваты. Время такое — мужики сами в руки не
даются. Они нынче хитрые пошли, себе на уме. Они только гарцевать по дорогам
могут. В таком состоянии их и нужно сбивать. Если бы у меня машина была и я
увидела, что бесхозный мужик через дорогу намыливается, я бы его тоже немного
подвинула и на кровать положила. А иначе он черта с два на нее ляжет. Хотя
лечь-то, может, и ляжет, но только на одну ночь, а так его можно к постели
приковать на продолжительное время.
— Наташа, ты очень много выпила.
— Что у пьяного на языке, то у трезвого на уме. А если
честно, то с твоего пешехода толку мало. Дорожки он тебе все равно не
заасфальтирует. Ты не того сбила.
— Что значит «не того»? — мысли моей подруги
всегда приводили меня в шок.
— Жаль, что меня рядом не было. Я бы тебе подсказала,
по кому нужно проехать. А еще лучше бы сразу по парочке. Мы бы их по разным
углам растащили и выхаживали. А этот вообще непонятный товарищ, и личность мы
его толком не установили. Раненный на голову, склонен к вранью про дома на
Рублевке, нечист на руку, тащит все, что блестит.
— Наташа, немедленно прекрати! Мы же с тобой
договорились.
— Все, молчу.
— Вот и молчи, а то ты сейчас сама себя заведешь. Пошли
в дом. Только, смотри, без глупостей. Я так от всего устала, что ни одной твоей
выходки не вынесу.
— Не понимаю, про какие выходки ты говоришь.
— Ты знаешь, про какие.
Я открыла дверь в дом с замиранием сердца и тут же пальцем
пригрозила подруге, чтобы она вела себя как можно более пристойно. Зайдя в
коридор, я немного прокашлялась для того, чтобы Илья понял, что я уже в доме, и
прошла в комнату. Мой так называемый пешеход лежал на кровати, натянув простыню
почти до подбородка, а его глаза были закрыты.
— Спит, — тихо сказала я своей подруге.
— Утомился, — понимающе кивнула она.
— Пусть спит. Не будем его будить.
— Пусть ему снятся хорошие сны. Как ты думаешь, что ему
снится?
— Не знаю.
— Наверно, мои драгоценности. Держит он в руках мои
драгоценности и не знает, что с ними сделать, — то ли на уши повесить, то
ли вокруг шеи обмотать. Чтоб он ими удушился! — в Наташкином голосе
появилось ярко выраженное раздражение.
— Ната, ты опять начинаешь.
— Молчу. Если бы ты только знала, как мне в эту спящую
рожу вцепиться хочется.
— Я не сплю. — Илья тут же открыл глаза и поднял
голову. — Ты с кем?
— С подругой.
— Зачем?
— Что «зачем»?
— Зачем ты взяла с собой подругу?
— Так получилось. У нее неприятности. Я не могла ее в
таком состоянии одну оставить.
— Я же тебе сказал, чтоб одна приезжала. Ты что, решила
зверинец здесь устроить?!
