– Хан!!!
«Без изменений».
Неестественная для метро тишина давила на уши, приглушая звон, восстанавливая баланс. Привычные скрежеты и время от времени раздающиеся глубинные стоны, создаваемые то ли стенами, то ли притаившимися созданиями новой природы, отсутствовали напрочь. И только электрическая россыпь звуков мигающей в вагоне лампы хоть как-то возвращала к реальности.
Двери вагона резко открылись. Тагир обернулся.
– Станция Северный вокзал! – раздалось из динамиков, и следом – то же самое, только на татарском.
Тагир спрыгнул с сидений и направился к выходу. Шаги давались тяжело, а руки были словно резиновые – впервые в жизни, Тагир не знал, куда их деть, словно ему они не принадлежали. Он высунул голову, посмотрел сначала направо, затем налево и, убедившись, что никого нет, сделал шаг вперед. Ступив на станцию, он обратил внимание на свои ноги.
– Что за черт? – Тагир был обут в детские сандалии и… колготки. – Это что, шутка такая?
Двери вагона резко закрылись, поэтому он отскочил в сторону и, споткнувшись обо что-то, упал на пол, приземлившись на руки.
– Нет, не может быть! – Тагир увидел свои руки – свои чистые, белые, детские руки. Он быстро поднялся и оглядел себя.
«Мне это все снится? Или так теперь попадают в рай? Да, не о таком рассказывал мне отец…»
Тагир был одет в детские шорты, синюю рубашку с изображением пальмы на нагрудном кармане, а из-под шорт торчали коричневые колготы. И, конечно, заканчивалось вся эта нелепость сандаликами.
«И как я только влез во все это? Мне еще воздушного шарика не хватает, и все будет точь-в-точь, как…»
– Тагир!
Пастух услышал доносящийся издалека знакомый мужской голос, но никого не увидел.
– Тагир!
Теперь женский голос. Его он ни за что и никогда бы не спутал ни с одним другим…
– Ма… Мама?
Тагир сделал робкий шаг в сторону выхода и, наступив на что-то, споткнулся. Это был детский пистолет. Он быстро поднял его и, по привычке засунув в карман, побежал на звук.
– Мама!
Тагир прибавил ходу, но ноги все так же не слушались. В какой-то момент ему показалось, что они даже не касаются земли, а самого его несет куда-то в сторону. Траектория выровнялась лишь благодаря необъяснимой силе. Сто метров станции он преодолел враз, и уже вбегал по ступеням к выходу.
– Мам!
«Еще чуть-чуть. Еще немного!»
– Мам!
Тагир преодолел эскалатор и пулей вылетел из дверей. В глаза ударил яркий свет. Он остановился. Бледные лучи солнца практически полностью заливали подземный переход, огибая лишь два темных силуэта.
– Мама? Папа?
Тагир сделал шаг, и его нога утонула в столпе света.
– Где ты был? Ты что, опять по стройке лазил? Садись скорее за стол!
Женский силуэт двигался неестественно плавно. Что за действия он выполнял, Тагиру было непонятно. Он сделал еще один шаг и оказался в кухне новой казанской квартиры. За столом сидел отец, уткнувшись в «Казанские ведомости», мама же протирала посуду.
– Где блындал? Все уже давно остыло!
Женщина вытерла только что вымытую тарелку и поставила ее рядом. Тагир растерянно переводил взгляд то на отца, то на маму, то снова на отца и опять… на маму…
Какая же она все-таки красивая…
– Я… мо-монстров у-убивал, – немного растерянно произнес Тагир, вытерев рукавом рубашки потекшие сопли…
– Монстров! – возмущенно повторила мама. – Ты сам как маленький монстрик!
Женщина оставила посуду в покое и присела перед сыном, разглядывая его лицо.
– Весь чумазый, и одежду всю изгваздал. Ну-ка иди сюда!
Женщина взяла Тагира за голову и притянула к себе. Тагир почувствовал, как теплый шершавый язык облизывает его лицо.
– Мама, ты что?
* * *
Услышав тревожный стон Тагира, Хан, сидевший у костра, отвлекся от толстой книги и обернулся к нему.
– Латика!
Маленькая девочка, словно застуканная при совершении очередной мелкой пакости, потупила взгляд и с испугом посмотрела на Хана.
– Хватит его вылизывать! Не денется он никуда! Иди, спи…
Латика с осторожностью спрыгнула с Тагира и побежала к Эжени. Хан подошел к спящему мужчине, поправил истертое в нескольких местах до дыр подобие одеяла и, вернувшись к костру, снова взялся за книгу.
* * *
Тагир оттолкнул маму и быстро сел за стол напротив отца.
– Вот так, да? Мать за него беспокоится, а он?
Женщина подошла к плите, быстро наложила в тарелку варева из кастрюли и поставила перед сыном, который пристально смотрел на отца. За бумажным полотном Тагир не видел отцовского лица и все ждал, когда тот обратит на него внимание.
– Пап. – Тагир взял ложку, но приниматься за содержимое тарелки не торопился. – Как дела?
– Скоро, сынок, все мои дела станут твоими. Латику нашел?
Ложка выпала из рук Тагира, врезавшись в бульон. Отец не отрывался от газеты, поэтому создавалось впечатление, что с ним монотонно разговаривают «Казанские ведомости».
– Откуда ты знаешь?!
– Мне иногда кажется, сынок, что ты у меня недалекий совсем. Спортом мало занимаешься, поэтому мозги не работают. Тетрадку мою красную найди, там все есть. И ешь скорее, а то сейчас придут остальные и тебе ничего не останется!
После этих слов, как по команде, за спиной отца распахнулась дверь, и в маленькую кухню ввалились несколько женщин. Все они были в какой-то драной, вонючей одежде, кожа дряблая и бледная, губы на лицах синие. Волосы седые, спутанные, где-то вырванные клоками. Чьи-то лица Тагир сразу узнал, чьи-то нет. Женщины окружили Тагира и, одна за другой, начали щупать его за щеки. Сначала женщин было немного, но затем их становилось все больше и больше. Тагир уже никого не узнавал, лица их становились безликими, а щипки все больнее и больнее, словно тысячи рук разом схватились за его лицо и щипали, щипали! Тагир чувствовал, как на его лице набухают синяки, а бледные пальцы уже впиваются в кожу. Он пытался вырваться из этих ледяных объятий, но женщин, казалось, становилось только больше!
– Вы что??? Хватит! – голос Тагира утонул в бесконечном женском гуле. Он зажмурил глаза и уже пытался вырваться из этой агонии, как вдруг что-то повалило его на спину и плотно прижало к полу. Он почувствовал, как в его ноздри врывается теплое зловонное дыхание, а в уши – дикий свирепый рык! Тагир резко открыл глаза и понял, что над ним нависло черно-белое нечто! Зеленые глаза чудища пристально смотрели на него. С вытянутой морды прямо на его лицо стекали капли крови. Пасть была слегка распахнута, и звук, вырывающийся откуда-то из глубины животного, не предвещал ничего хорошего. В такт с учащенным дыханием вздымались мышцы зверя, а вместе с ними – извивающиеся по всему телу черные пятна. Морда животного была исполосована и, в отличие от тела, имела четкий остроконечный узор, указывающий на макушку зверя…
