– Неужто в самом деле кто-то мстит за убийство полувековой
давности? – удивилась я, такая мысль казалась мне невероятной. Кто мог
затеять эту вендетту, а главное – с какой стати? Ведь для мести должна быть
причина, и очень серьезная. Кто здесь, в российской глубинке, вознамерился
наказать убийц пленных немецких солдат? Чепуха, – пробормотала я.
– Никакая не чепуха, – вторглась в мои размышления
Женька.
– Скажи на милость, зачем в этом случае Наталье пугать нас
дурацкой маской? – покачала я головой.
– А если это не она? То, что настоятельница видела ее
прошлой ночью недалеко от озера, еще ни о чем не говорит.
– Почему мы стоим? – спросила я недовольно, злясь и на
себя и на Женьку за то, что наше расследование, по-видимому, в очередной раз
зашло в тупик.
– В туалет хочу, – буркнула подружка.
– Ну так иди.
Женька вышла из машины и направилась в лес, но неожиданно
вернулась, открыла дверь и тревожно огляделась.
– Птицы не поют, – произнесла она настороженно. Я
хотела отмахнуться, но вдруг подумала, что тишина и в самом деле удивительная.
Порывом ветра сорвало листья с соседних берез, Женька ойкнула и бросилась на
водительское место. Через мгновение мы уже неслись по проселочной дороге,
нервно поглядывая по сторонам. Только когда впереди показалась деревня, немного
успокоились.
На веранде Илья в одиночестве пил чай. Нашему появлению он
обрадовался, чего нельзя было сказать о Вере. Она без улыбки спросила, когда мы
будем ужинать, и, получив ответ, удалилась на кухню.
– В город ездили? – спросил Илья.
– Да, посетили местный музей. Как порыбачил?
– Не скажу, что очень удачно. Вы слышали, в монастыре
произошел несчастный случай, погибла девушка. В деревне по этому поводу траур,
все куда-то попрятались. Хозяйки наши тоже какие-то неразговорчивые.
– Ты давно с рыбалки вернулся? – поинтересовалась
Женька.
– Ближе к обеду, а что?
– Да так.
Мы еще немного поболтали, Илья поднялся из-за стола.
– Пойду отдохну. Завтра хочу отправиться на Ипатьевское
озеро, может, там мне повезет больше.
Он помахал нам рукой и ушел. Женьку это нисколько не
огорчило, похоже, ее, занятую мыслями о местном проклятии, Илья теперь
интересовал мало. Мы остались на веранде. На деревенской улице послышался звук
губной гармошки, а вскоре появился и сам музыкант. Иван не спеша поднялся в
гору, выводя какой-то тоскливый мотивчик. Одна и та же мысль пришла нам в
голову одновременно, мы уставились друг на друга, и Женька чертыхнулась.
– Сестра зовет его Вальтером. Распространенное немецкое имя.
– И возраст подходящий, – шепнула я.
В этот момент Иван поравнялся с нами, поклонился и громко
сказал:
– Здравствуйте, люди добрые, – после чего отправился
дальше.
– Идем, – позвала меня Женька.
– Куда?
– К его сестре. Уверена, о неизвестном мстителе она знает
больше других.
Что Женька хотела этим сказать, мне было понятно. В самом
деле, между Машей и остальными жителями деревни отношения не сложились, по
крайней мере о них она отзывалась едва ли не с ненавистью и заклеймила убийцами
или детьми убийц. Прибавьте к этому странное имя ее брата, и догадка
напрашивалась сама собой. Однако стоило ли нам в этом случае идти к ней? Если
ей действительно что-то известно о происходящем, тот вовсе не факт, что она нам
решит все рассказать. А вот «мститель» о нашем интересе узнает и затаится. В
лучшем случае. Но Женька была настроена весьма решительно, и остановить ее
возможным не представлялось.
Мы прошли к дому, где жили брат с сестрой, поднялись на
крыльцо, я толкнула дверь, и она открылась, что я сочла удачей. Маша вряд ли
обрадуется нашему визиту и в дом нас может попросту не пустить. Потому я и
решила обойтись без стука. Мы прошли через сени, дверь в кухню была распахнута
настежь.
– Вальтер, это ты? – услышали мы, переступив порог.
Маша появилась из передней, посмотрела на нас и в удивлении замерла. Потом
спросила: – Чего вам?
Женька молча прошла и села на лавку возле русской печки, я
стояла в дверях. Женщина перевела взгляд с Женьки на меня, подошла к столу и,
привалившись к нему, сложила руки на груди.
– Нам надо поговорить, – произнесла я.
– Ну так и говорите на здоровье. А мне не надо.
– Мы хотим знать, – не обращая внимания на ее тон,
сказала Женька, – что здесь в действительности произошло в сорок девятом
году?
– Зачем? – усмехнулась Мария. – Статейку напишете?
И что? Кому от этого легче? Моей матери? Так она померла давно. Мне или вон
брату?
– Ваша мать… то есть, я хотела сказать, отец Вальтера… – Я
смешалась, не зная, как продолжать.
– Чего словами-то давитесь? – вновь усмехнулась
Маша. – Да, наш отец был пленным немцем. В деревне это всем известно, вот
и вам кто-то сболтнул. Знали бы вы, что пришлось пережить моей маме… – Маша
махнула рукой. – Сейчас даже представить трудно, а тогда…
– Мы и пришли затем, чтобы узнать, – как можно мягче
произнесла я.
Маша пожала плечами:
– Пришли и пришли. Будем чай пить. У меня секретов нет,
расскажу, что знаю. Это им бояться надо.
Она включила электрический чайник, стала накрывать на стол.
Я огляделась, успокоенная переменой в настроении хозяйки. Очень дорогой
холодильник, микроволновка, в комнате большой телевизор, тоже дорогой.
– Это все родня отца, – сказала Маша, проследив мой
взгляд. – Они нам помогают. К себе звали, да мы не поехали.
– Почему?
Она покачала головой:
– Мама тут похоронена и отец… да и вообще: вся жизнь здесь
прошла. Родители отца о нас знали, он им сообщил, но мама нас на дедову фамилию
записала и отчество его дала, сына отец назвал Вальтером, но записал Иваном,
чтобы жизнь ему не усложнять. Жизнь тогда была не сахар, должно быть, знаете,
если журналисты?
– Представляем, – кивнула Женька.
– Родители отца в шестидесятые померли, но младший брат жив
и сестра. Они нас и разыскали, когда уже бояться нам нечего было. Хорошие люди,
добрые. Только я решила, коли жизнь здесь прожита – тут и помирать. Хотите,
отцовскую фотографию покажу? Вон, в передней висит.
Мы вошли в прихожую. Над диваном висели две фотографии.
Молодой мужчина в костюме, светлой рубашке и галстуке простодушно улыбался.
Светлые волосы, аккуратный пробор.
