– В принципе, конечно, можно, – нерешительно сказал
Волков.
Короче, мы все изнывали от любопытства, даже Илья,
переминаясь с ноги на ногу, неотрывно смотрел на плиту. Волков махнул рукой,
они с Ильей взялись за лом и сдвинули плиту, один из ребят посветил фонариком,
а мы вытянули шеи. Под плитой было небольшое углубление в земле – и больше
ничего. Волков на всякий случай сунул туда руку и немного поводил ею, после этого
произнес:
– Пусто.
Женька ахнула, все растерянно смотрели в яму, забыв про
Козлова. Он сам о себе напомнил.
– Не может быть, – простонал громко и вдруг заплакал,
причитая: – Не может быть… все напрасно, все, все напрасно…
В гостиницу мы вернулись ближе к утру. Ждали милицию, они
ехали в объезд, и на это ушло много времени. Потом мы давали показания, в
общем, часам к шести валились с ног от усталости. Разочарованию нашему не было
предела. Больше всех убивался Козлов, выглядел он совершенно невменяемым, так
что милиционеры задумались, куда его отправлять: может, сразу в психушку? Он
мог говорить только о кладе, который, к сожалению, оказался лишь легендой.
Однако кое-что нам все-таки удалось угадать: Наташа действительно застала
Козлова в раскопе. Пригрозила, что все расскажет Волкову, а он в ответ заявил,
что о ее встречах с Петренко сообщит матушке. Они поссорились, он толкнул ее, и
девушка погибла. Козлов пришел в ужас. Разумеется, он боялся разоблачения,
оттого и решил написать на кресте цифру «25», думая, что вера местных в
проклятие, которое настигает всех, находящихся в родстве с бывшими охранниками,
отвратит от него подозрения. В том, что клад существует, он ничуть не
сомневался, потому что не раз слышал рассказ о находке от своего деда. Но где
конкретно находится клад, не знал. Зато с вниманием отнесся к легендам, и
рассказ о Ефросинье навел его на кое-какие размышления. Тут еще Волков подлил
масла в огонь, когда сказал, что могилу Ефросиньи они в раскопе как раз и
обнаружили. В общем, Козлов совершенно уверился, что клад там. Увидев возле
монастыря Петренко, он решил, что Наташа успела сообщить ему о находке, и
поспешил избавиться от конкурента.
Выходило, что Слава был прав, говоря о проклятье золота.
Клад так и не нашли, а два человека погибли, третий в больнице, Козлова же хоть
сейчас вези в сумасшедший дом.
Рухнув в постель, я мгновенно уснула и глаза открыла, когда
часы показывали полдень. Поднялась, решив сходить в туалет, и заметила записку
под дверью. «Не решился вас будить, поэтому прощаюсь письменно. Счастлив, что
судьба подарила мне знакомство с вами. Эти несколько дней я буду помнить всю
жизнь. Спасибо вам за все, вы самые красивые девушки во Вселенной, а какие
умницы… я влюблен в вас обеих, жаль, что Анфиса уже замужем, а Жене надо ждать
своего суженого еще целых четыре года и семь месяцев. Обнимаю вас нежно и
целую. Навеки ваш. Илья».
– Что это? – приподняв голову с подушки, спросила
Женька. Я протянула ей записку.
– Ваш Илья, – скривилась она. – Даже телефон не
оставил. Вот поросенок.
– Мы можем узнать его адрес у Веры, – предложила я,
очень хорошо понимая состояние подруги.
– Больно надо, – презрительно фыркнула Женька. –
Нам, собственно, делать здесь тоже больше нечего. Когда паром отходит?
Мы позавтракали, собрали вещи и отправились в путь.
Настроение победным назвать было никак нельзя, хотя с тайнами мы разобрались, а
за Игорем и Петренко менты обещали приглядеть, чтобы те не сбежали. Женька
молчала, сурово хмурясь, и я к ней с разговорами не лезла. Мы уже въезжали в
Марфино, когда позвонил Волков.
– Девчонки, вы где? – спросил он взволнованно.
– В Марфино.
– Слава богу, недалеко уехали. Можете остаться еще на денек?
– А что такое? – в ответ заволновалась Женька.
– Я еще раз все как следует проверил. Так вот, клад никак не
мог быть под этой плитой, потому что она находилась в северной части храма, в
притворе, а его разобрали первым, задолго до того, как произошел взрыв.
Понимаете? Искать надо в соседнем раскопе. Мы сейчас же приступаем, там все уже
расчищено. Слышите?
– Нам-то что делать? Назад возвращаться? Паром теперь только
вечером…
– Ждите в Марфине. Будут новости – я позвоню.
– Что скажешь? – спросила Женька.
Я пожала плечами:
– В принципе, можно переночевать здесь, а завтра с утра
поедем домой.
Мы сняли номер в гостинице и стали ждать звонка. Последний
паром ушел в Рождествено, а Волков все не звонил. Женька несколько раз набирала
его номер, но Волков был вне зоны досягаемости, что и не удивительно, раз
мобильной связи в Рождествене нет. Поужинав и немного побродив по городу, мы
легли спать, решив завтра ехать в монастырь. Утром нас разбудил Волков:
– Вы где?
– В гостинице. Чего вечером не позвонил? – накинулась
на него Женька. – Нашел что-нибудь?
– Нашел. Я в городе. Сейчас подъеду. Говорите, куда.
В его голосе не было и намека на триумф, так что я
заподозрила, что в Марфине мы остались напрасно.
Волков пришел минут через сорок, устроился в кресле и с
печалью посмотрел на нас.
– Не томи, – нахмурилась Женька. – Что там с
гробницей?
– Подняли несколько плит, показавшихся нам перспективными, и
под одной из них действительно обнаружили захоронение. Странное. То есть кости
очень странно расположены, как будто человек лежал, свернувшись калачиком.
– О господи, – ахнули мы в два голоса. – Значит,
это правда? Возлюбленный Ефросиньи унес ее тело, а в гробнице похоронил
подлеца-дядю еще живого? Мы же тебе легенду рассказывали.
– Ага, – кивнул Волков без малейших признаков радости.
– А клад? – полезла к нему Женька. – Что-нибудь,
кроме костей, там было?
– Горшок.
– Просто горшок? Пустой?
– Не совсем.
– Да ты будешь отвечать по-человечески? – рассвирепела
подруга.
– Боюсь, что над нами кто-то подшутил, – вздохнул
Волков. – Кости вроде старые, и горшок старый, еще под плитой петух был со
свернутой шеей, судя по виду, дня четыре он там лежал, не больше. А в горшке
находилось вот это. – Волков достал из кармана клочок бумаги и протянул
нам. На нем была нарисована улыбающаяся рожица, наподобие тех, что есть в
каждом компьютере. – Извините, что заставил вас задержаться, – вновь
вздохнул Волков. – Если будут интересные находки, я вам позвоню, чтобы вы
смогли о них написать.
Он поднялся и ушел, а Женька простонала:
