— От стыда принцесса решила покончить с собой, — продолжала Мизинчик. — Она сделала петлю из побега мадхави
[126]
и накинула себе на шею.
В ванной внезапно подул ветерок, словно кто-то с шумом втягивал воздух.
Мизинчик озябла, и легенда вмиг вылетела из головы. Девочка цеплялась за любые слова, персонажей, малейшие подробности, но это не помогало.
Ну и холод.
«Беги! Беги!» — звенело в голове.
Но она крепко ухватилась за деревянный табурет обеими руками.
Больше нельзя убегать.
«Если тебя что-то пугает, нужно посмотреть страху в глаза, — говорила Маджи. — Сила — внутри тебя».
Мизинчик вновь глубоко вдохнула и выпустила облачко пара в морозный воздух. В памяти всплыл образ несчастной принцессы: потупленный взгляд, голова покрыта паллу, нежную кожу стягивает петля — Ратнавали приготовилась к смерти.
— Но царь ее спас, — сказала Мизинчик, представив, как нежно он ее обнимал, умоляя не бросать его. Однако ревнивая жена бросила Ратнавали в темницу, которая внезапно загорелась. Вот и в третий раз Ратнавали попрощалась с жизнью: сначала она должна была погибнуть от воды, затем от земли и, наконец, от огня. Но, словно по волшебству, адский огонь с шипением угас, и в пленнице все узнали утонувшую принцессу.
Вода замерцала, точно гаснущее пламя.
Повалил клубами густой серебристый дым.
Мизинчик стиснула зубы, чтобы унять дрожь.
— Наконец-то Ратнавали была с царем. Она стала его царицей! — шептала девочка. — Заняла свое законное место.
Мизинчик умолкла.
Трясущейся рукой потянулась за лотой, зачерпнула воды и плеснула в лицо.
Вытерла влагу и сморгнула.
В упор на нее глянули свирепые глаза.
Мизинчик упала с табурета навзничь, в голове зароились сотни мыслей. «Вспышки света… Из космоса в ветер, из ветра в огонь, из огня в воду…» Призрак оживал.
Его словно рисовала невидимая рука, и он превращался в девочку с тонким носом, длинными ресницам и красивыми гладкими губами. Она была крошечная и нагая — лишь серебристые локоны окутывали прозрачное тело, точно райские крылья серафима.
Мизинчик протянула дрожащие пальцы к призраку, сквозь него смутно виднелись черные трубы на дальней стене. Но рука прошла навылет и с негромким плеском окунулась в ведро.
Тогда привидение поманило Мизинчика: «Пошли».
Она покачала головой, не в силах ответить. Призрак был прекрасен, как серебристый ангел.
«Пошли».
Тусклая висячая лшпй-ханди бешено закачалась, едва призрак прижал бесплотные ручки к лицу Мизинчика. Глаза его затуманились, будто набежали дождевые тучи. Мизинчик потупила взор и ощутила пульсирующую прохладу. Призрак подтянул ее ближе к себе, и она сразу почувствовала нерушимую связь с ним. «Это же моя кузина, двоюродная сестра». Грудь переполнилась странной любовью, прогнавшей страх.
Мизинчик непроизвольно склонила голову над ведром, все тело обволокла туманная дымка.
Привидение утаскивало ее в свой водяной мир. Медленно, почти незаметно пересекли они границу между живыми и мертвыми, и каждый проник в мир другого.
«Именно ты должна была вызвать меня».
Перед мысленным взором Мизинчика проносились образы краткой жизни младенца — картины тринадцатилетней давности. Они мелькали все быстрее и быстрее, точно разматывалась бобина.
По верхней губе Туфана двумя ленивыми струйками стекает слизь.
Сверкают браслеты, Савита расстегивает блузку и разминает обнаженные груди.
Под палящим лучом солнца вспыхивает бу-генвиллея на окне.
Мизинчик затаила дыхание, боясь хоть что-либо пропустить. А затем бобина замедлила ход, образы тоже сбавили скорость и стали искажаться, будто пленка набухла от воды. Перед глазами поползли черно-белые кадры, дергаясь и расплываясь, — уже не сумбурный калейдоскоп, а отдельные эпизоды.
Тоскливая ванная, облицованная кафелем и опоясанная трубами.
Бесцветная вода бежит из крана в матовое металлическое ведро.
Молодое лицо с крошечной родинкой на щеке. Блестящая вышивка на яркой ткани искрится, точно фейерверк.
Губы движутся в пении.
Из кувшина падает вода: лучистый поток.
Лицо вдруг оборачивается к двери, словно кто-то позвал, и тотчас исчезает.
А потом…
Мизинчик резко открыла глаза и поняла, что голова окунулась уже целиком. Девочка забарахталась, нахлебавшись воды. Легкие распирало, в ушах стоял оглушительный звон. Сознание отключалось, но давить вдруг перестали, и Мизинчик откинулась назад. Сначала ее вырвало, потом она судорожно глотнула воздуха.
Благополучно добравшись до спальни, Мизинчик свернулась калачиком и заплакала. В памяти навсегда запечатлелся последний образ.
Ниоткуда возникает бесплотная рука и настойчиво топит ее под толщей прозрачной воды.
Ослепительное видение
Маджи больше не могла закрывать глаза на поведение Мизинчика.
Повар Кандж кропотливо отбирал из джутовых мешков на Кроуфордском рынке свежие пурпурные баклажаны, а затем готовил из них карри с луком, томатами и пряностями. Так и Маджи созвала к себе всех домочадцев, дабы отобрать, рассортировать и приправить карри тревожные слухи о внучкином недуге.
— Всю ночь на ногах. Нормальные люди спят, а она что-то вынюхивает, — брякнула Савита.
— У нее скоро месячные, — доложила Парвати.
— Стряпня ее не интересует, — пробрюзжал Кандж.
— Учит всякую галиматью в монастырской школе, — высказался Гулу.
— Ее завалили домашней работой на будущий год, — предположил Нимиш.
— Очки ей нужны, — выпалила Кунтал.
— Какая-то она недяглая, — отметила Савита и украдкой махнула Канджу, чтобы подсыпал в питье горсть молотых фисташек.
Дхир лишь пожал плечами да покраснел от смущения.
Туфан стоял молча — ему нравилось просто наблюдать за этой игрой под названием «Что не так с кузиной?».
Маджи полулежала на мягком троне, обмахиваясь старинным номером «Фильминдии». Все не спускали с нее глаз.
«Наверно, это я недосмотрела, — подумала она. — Не смогла заменить Мизинчику мать и отца».
Маджи откинулась на спинку и всмотрелась в горку супари на соседнем столике. Пожелтевшая кокосовая стружка в океане жареных семян фенхеля, розово-белых леденцов и крошечных красных шариков сахара. Маджи тщательно отобрала темные треугольнички горького бетеля и, старательно разжевывая их, вспомнила, как решила забрать Мизинчика у отца в тот роковой день. Она ведь правильно тогда поступила?..
