— Джагиндер-сахиб? — крикнул он во мрак.
Против света возникла темная фигура, направлявшаяся к бунгало.
Даже в потемках Гулу заметил две вещи: для Джагиндера человек был слишком стройным и этот всемирный потоп ничуть не стеснял его движения.
Испугавшись, Гулу закрыл одну створку ворот и прочно загнал фиксатор в землю. Фигура остановилась, словно услышав шум. Потом зашагала быстрее — почти поплыла в слабом свечении, отбрасывая жутковатые тени на неровные края дороги. Гулу отшвырнул зонт и дернул вторую створку. Но ее заклинило. Вода так яростно хлестала по лицу, что он едва различал собственные руки, лихорадочно трясшиеся прямо у него перед глазами. В вышине грянул гром, а затем раздался звук пострашнее. Над улицей пронесся низкий вой, оглушая своей потусторонностью.
Гулу навалился всем телом на ворота, железо поддалось и со свирепым лязгом захлопнулось. Но в тот же миг раздался крик, слетевший с уст самого Гулу: металлическим створом ему зажало и отрубило палец. По руке хлынула горячая влага, цепь со звоном рухнула на землю. Здоровой рукой Гулу вслепую ощупал затопленный бетон, по-прежнему упираясь всем телом в ворота. Поток унес палец под ними на улицу, и он бешено закружился в переполненном водоотводе. Зажав раненую кисть под мышкой, Гулу в отчаянии протер глаза и высмотрел цепь, но не смог до нее дотянуться. На долю секунды отпустив ворота, он кинулся к цепи, словно к спасательной шлюпке.
Но, обернувшись, понял, что опоздал. Ворота распахнулись. Сверкнула молния, и в тот же миг он увидел, как вспыхнуло огненно-красное паллу, как блеснул металл и как поманили тонкие руки. С темных губ слетел призрачный смех.
— Авни! — воскликнул Гулу, цепь вновь выскользнула из рук, и он повалился лицом вниз на твердую мокрую землю.
Розовые сапожки в луже
Мизинчик лежала рядом с бабкой, не в силах уснуть. Она в страхе гадала, что еще преподнесет призрак, искала логическое объяснение гибели девочки. «Айя сошла с ума? Призрак мне это пытался сказать?» Решив найти привидение, едва Маджи задышит ровно, Мизинчик равнодушно прислушивалась к возне Гулу во дворе, стону открывающихся ворот и голосу шофера. Но затем вдруг раздался ужасный вопль, и тотчас за ним — быстрый топот.
— Что? Что еще? — спросонья закричала Маджи, и Мизинчик помогла бабке слезть с кровати.
Они следили за происходящим с веранды.
Повар Кандж и Нимиш уже мчались к парадным воротам.
— Он упал! — То был голос Нимиша, он добежал первым.
— Кто здесь? — крикнула Парвати во тьму, подняв с дорожки изорванный зонт. В лунном свете блеснула ржавая металлическая спица. Стерев грязь и стряхнув обрывки листвы и цветов, она увидела истертую латунную пластинку с надписью: «Джунгли, 1825 год». Прямо под зонтом на дороге блестели безупречные следы, не смываемые водой. Парвати наклонилась, чтобы лучше их рассмотреть, и заметила на левом отпечатке шесть четких пальцев. Она застыла в изумлении, тотчас догадавшись, кто виноват в несчастье Гулу. Внезапно следы исчезли, точно мираж.
— Парвати! — позвал Кандж, увидев, что жена сидит на корточках у ворот, зажав ладонью рот. — У тебя все в порядке?
Парвати быстро встала и кивнула. Отбежав от ворот, она оглянулась на густую листву, словно что-то высматривая среди мокрых лоз и туго скрученных бутонов. Лишь добравшись до веранды, где робко мигала тусклая желтая лампочка, Парвати вспомнила про Гулу и душераздирающе завизжала.
— Палец! — вскрикнул Нимиш, заметив кровь.
— Внесите его в дом! — распорядилась Маджи и велела Парвати принести чистые полотенца, марлю и аспирин из ее личных запасов.
Кандж кинулся на кухню и вернулся с чашкой обеззараживающей пасты из куркумы, которой обильно смазал обрубок, и с чашкой нимбу пани
[160]
который влил в распахнутый рот Гулу. Шофер закашлялся и пришел в себя.
— Во дворе, — простонал он, пытаясь показать целым пальцем.
— Где он? Где? — Савита ворвалась в комнату, решив, что Гулу говорит о ее муже. Выглянув в окно, она излила на Джагиндера поток брани. Невозмутимая Кунтал усадила ее и принялась массировать плечи.
— Ворота, — вновь выдохнул Гулу.
— Мы должны уехать! — простонала Савита. По блузке потекло молоко, у Савиты закружилась голова, к горлу подкатила тошнота. — Бежать, пока не поздно! Ними, принеси мою шаль и портмоне!
— Мама!
— Я кому сказала!
Нимиш вылетел из комнаты. Дхир, крепко спавший на диване, наконец проснулся, — точнее, его разбудил собственный желудок. Даже не пытаясь подавить необъятный зевок, он потянулся и плюхнулся на кушетку к Туфану, свернувшемуся под простыней.
— Наверно, оступился под дождем, — объяснила Маджи, — и зацепился пальцем.
— Нет, Гулу не поскальзывался. — Парвати скрестила руки на груди. Довольно этих семейных тайн, тем более что прошлое вернулось и оставило влажные следы за воротами — зловещее предзнаменование. Однако, глянув на побелевшую Кунтал, Парвати закусила губу и решила не раскрывать правду. «После всего, что тогда случилось, Кунтал не должна знать, кто приходил к воротам».
Парвати вспомнила очистительную церемонию, которую они совершили после гибели младенца, чтобы дух айи — живой или мертвой — никогда не вошел больше в бунгало. «Пока мы здесь, мы в безопасности».
— Что же тогда? — спросил Нимиш. — Что там произошло?
— Это был призрак, — солгала Парвати.
Савита дернулась.
— Призрак?
— Призрак? — откликнулся эхом Туфан и, спрыгнув с кушетки, точно укушенный привидением, кинулся к матери.
— Во дворе? — недоверчиво переспросила Мизинчик. «Но зачем? Зачем ей после стольких лет уходить из бунгало?»
Маджи испепелила Парвати взглядом:
— Принеси детям молока.
Та неохотно разняла руки и побрела на кухню.
— Призрак? — повторила Савита. Вдруг ее осенило: то, что находилось за дверью все эти годы, еще страшнее, чем она думала. — Дхир! Нимиш! Ко мне!
Дхир примостился рядом с матерью. Нимиш вернулся с ее шалью и портмоне.
— Проверь дверь ванной! — крикнула Савита Парвати. — Убедись, что на запоре!
Мизинчик схватила розовые резиновые сапожки и под шумок незаметно выскользнула за дверь.
— Это был призрак? — Повар Кандж присел на корточки и ткнул Гулу в бок.
— Призрак? — Гулу растерялся и побледнел. На тряпке, обернутой вокруг его руки, распустились красные соцветия свежей крови.
— Дверь не заперта, — сказала Парвати, вернувшись с подносом солодового молока «хорлик».
— С печеньем? — Пролепетал Дхир, позабыв про страх.
