— Нет, я… поскользнулся, когда закрывал ворота.
— И все?
— Да.
— Ты чего-то недоговариваешь.
— Я больше ничего не помню.
— Ты видел кого-нибудь за воротами? — Маджи подалась вперед. — Мизинчик пропала. Ты понимаешь, насколько это серьезно?
Гулу нахмурился, прикусив кривыми зубами нижнюю губу. «О господи, — он вспомнил замогильный смех, красные губы, — неужели она причинит зло Мизинчику?»
— Понимаешь?
Маджи обожгла Гулу взглядом, и он рывком приподнялся, словно его тело дернули за невидимую нить. Маджи — его благодетельница, она взяла его к себе, подарила новую жизнь. Как ни старайся, солгать ей не удастся.
— Я видел… что-то.
— Говори! — Маджи замахнулась на него тростью.
Снова откинувшись на циновку, Гулу привел подробности: скрип ворот, закутанная фигура на дороге.
— Это была Милочка?
— Вряд ли, хоть я не видел ее лица.
— Откуда тогда ты знаешь, что это была женщина?
— По голосу.
— Что она сказала?
— Она поманила меня. — Гулу вспомнил тонкие руки, мелькнувшую шаль. — Но потом я упал.
— Не морочь мне голову, — загудела Маджи. — Кто она?
Гулу встретился взглядом с хозяйкой. «Если б только увидеть ее наедине, найти раньше всех, все уладить». Обрубок пульсировал, и кровь пропитывала тонкую матерчатую повязку с каждым ударом сердца.
— Умоляю вас, — сказал шофер.
— КТО ОНА?
По щекам Гулу хлынули слезы. Он упал на колени, закрыл руками лицо и произнес имя, которое не слышали в этих стенах уже больше тринадцати лет.
— На волю? — повторила Мизинчик.
Из-за мокрой одежды у нее сморщилась кожа под мышками и там, где резинка трусов стягивала ягодицы. Тонкая хлопчатобумажная пижама промокла насквозь. Но Мизинчик поняла, что дрожит, лишь после того, как они вылетели на сверкающую кривую Марин-драйв. Уличные фонари королевским ожерельем освещали декольте залива. Аравийское море билось о берег, и брызги подлетали на сорок футов вверх.
— Ты о чем?
Милочка промолчала, устремив отсутствующий взгляд прямо перед собой. Костяшки ее пальцев белели на руле.
— Поворачивай! — закричала Мизинчик.
Она ведь знает Милочку почти всю свою жизнь. У этого безумия наверняка есть причина — причина, по которой Милочка не может сказать ей больше. «Она убежала из дома?» Мизинчик не могла отделаться от чувства, что Милочкой завладела какая-то разрушительная сила. Изо всех сил вцепившись в талию подруги, она напряженно всматривалась в мелькавшие мимо ориентиры, по которым она рассчитывала найти дорогу домой.
Они свернули на Чёрчгейт-стрит — широкий проспект с высотными коммерческими зданиями грязно-серого или коричневого цвета и столь же унылыми жилыми квартирами на верхних этажах. Груды мокрого мусора громоздились вдоль тротуаров, вымощенных квадратиками шафрановых кирпичей и блестевших под дождевыми струями. Полуразрушенную стену прикрывали отклеившиеся киноафиши, поверх которых была второпях приляпана реклама похоронного бюро: ОТПРАВЛЯЕМ ПОКОЙНИКОВ КУДА УГОДНО, КАК УГОДНО, КОГДА УГОДНО. Другой плакат предупреждал: «Кладбища переполнены. Водитель, спешишь жить — умрешь на скорости!» Еще один, «Хинди-Чини Бхаи-Бхаи», пропагандировал добрососедские отношения между Индией и Китаем в связи с визитом премьера Чжоу Эньлая
[163]
в Дели пару месяцев назад.
Дождь лил в переполненный водоотвод, разбрызгивая грязную воду. За черной изогнутой оградой Мизинчик заметила одинокую фигуру мужчины, который быстро шагал в другую сторону, спрятав голову под черным зонтом. Может, окликнуть? Но что это даст?
Милочка дала полный газ, и вскоре они очутились возле фонтана «Флора» — главной бомбейской достопримечательности, названной в честь древнеримской богини изобилия. Оттуда они устремились на юг, обогнув черную каменную статую короля Георга
[164]
, в народе окрещенную «Кала Гхода»
[165]
, мимо Библиотеки сэра Дэвида Сэссуна, где обычно пропадал Нимиш, и «Ритм-Хауса», где, увы, не продавался ни Тони Беннетт, ни Элвис — из-за проблем с авторскими правами
[166]
.
«Триумф» сбавил скорость, влетев на Веллингтон-сёркл и приблизившись к кинотеатру «Ригал», полностью оснащенному кондиционерами. Жирные буквы названия ползли вдоль бетонного карниза. Показывали «Мугхал-э-Азам» — трагическую историю любви принца Салима и прекрасной Анаркали, которую похоронил заживо император Моголов. Анаркали играла знаменитая актриса Мадхубала, чье журнальное фото Мизинчик прятала в своем тиковом ларце вместо портрета матери. На огромном рекламном щите скорбное лицо Мадхубалы проступало на фоне битвы XVI столетия. Глаза актрисы были закрыты, голова запрокинута, губы приоткрыты в невыразимом страдании.
— Мама! — воскликнула Мизинчик.
Сходив на «Мугхал-э-Азам» вместе с подругами, Савита проплакала потом несколько дней. «Судьба бывает очень жестокой, — сокрушалась она на плече у Нимиша. — Разве можно чинить препоны такой большой любви?» Кино имело феноменальный успех, и «Фильмфэйр» даже опубликовал заметку о таксисте, который посмотрел ленту больше сотни раз. «Не понимаю, как можно вкалывать, не жалея сил, чтобы потом выбрасывать деньги на ветер?» — прокомментировал это дядя Джагиндер. Вся семья тогда прыснула над глупостью таксиста…
— Стой! Умоляю, остановись! — закричала Мизинчик, прижавшись к спине Милочки и пытаясь дотянуться до руля.
— Не мешай!
Милочка вырулила на Колаба-козуэй и устремилась прямиком к бомбейской свалке, оставив справа «Эмпресс» — кафе, где не так давно Мизинчик сидела с двоюродными братьями и наблюдала за хиджрами. По левую сторону улицы теснились лавки с контрабандными товарами: крем для бритья «Жиллет» и другие предметы роскоши. Сейчас все магазины были заперты на засов — от грабителей и проливных дождей. Вдалеке, над зябкой Бомбейской бухтой, высились Врата Индии из желтого базальта, возведенные в знак бессрочного британского владычества. Милочка помчалась мимо эспланады — вереницы трехэтажных зданий, жилищ зажиточных парсов, а затем проскочила автобусное депо «БЭСТ» и вылетела на Касроу-Бауг.
