— Сахиб! — взвизгнул он, поспешно сложив руки в приветствии и чуть не выронив чашку чая.
— Опаздываешь. — Джагиндер скривился от досады.
— Сахиб-джи, — залопотал служащий, и на его лысине выступили капли пота. — Автобус опоздал… Дорогу развезло от дождей…
— Чаю принеси.
Служитель стремглав побежал искать штатного чаивалу, в подобострастном рвении забыв собственный чай, да и мелодию из фильма.
Джагиндер выглянул во двор. Внизу рабочие уже прибывали в гоудаун и перетаскивали железные обломки с печальным, гулким, ритмичным стуком: тхока-пгхаки. В детстве он часто ходил сюда с отцом, Оманандлалом, доезжая поездом от бунгало до ближайшей станции Риэй-роуд. Самым любимым временем были Дивали
[188]
и Новый год, когда гуджаратские бизнесмены весело выкрикивали: «Сал Мубарак!»
[189]
— и Оманандлал предлагал всем гостям стальные подносы с фисташками, миндалем, кешью, стручками кардамона и золотым изюмом.
Джагиндер часами просиживал рядом с отцом, наблюдая, как он проверяет конторские книги, ведет дела, обращается с подчиненными и взаимодействует с клиентами. Джагиндер представлял себя на месте отца, и, что бы тот ни делал, мальчик глубоко сознавал, что когда-нибудь сможет его заменить. Порой Джагиндер оставался до конца рабочего дня и возвращался домой вместе с отцом, который, даже не помыв руки, сбрасывал с плеч сюртук и отдавал сыну тяжелую хлопчатобумажную жилетку с большими карманами спереди, набитыми рупиями. Жилетку запирали в одном из металлических шкафчиков Маджи.
Оманандлал был человеком бесхитростным, всегда элегантно одевался и чисто брился, оставляя лишь аккуратные усики, олицетворявшие честь и мужское достоинство его класса. Он никогда не выходил из себя, не торопился, не отчитывал рабочих и не прогонял с порога бедняков с пустыми руками. Терпеливо выучился читать и писать по-английски, вечно держал под рукой хинди-английский словарь и старательно подписывал чеки, наполняя тушью свой «паркер» с широким пером. Джагиндер всегда мечтал быть похожим на отца, но зенит индийской чести и рыцарства быстро миновал, сменившись новой эпохой бюрократии, насилия и коррупции. Что ему еще оставалось, кроме как идти в ногу со временем?
В непривычном сентиментальном порыве Джагиндер сохранил контору после смерти отца в том же виде, а не осовременил ее, подобно многим своим коллегам, которые установили капитальные стены, письменные столы со стульями и так далее. Сидя «по-турецки» на толстом матрасе перед старым столом, Джагиндер ощущал приятное бремя отцовского наследия. Хотя Нимиш не проявлял никакого интереса к разделке судов, Джагиндер всегда рассчитывал, что после колледжа сын займется этим же ремеслом. Джагиндер представил, как они сидят вместе и он обучает Нимиша азам бизнеса, готовясь уйти на покой.
Затем он подумал, что каждое утро все равно будет заходить в контору пообщаться, а после обеда — гулять по роскошному пляжу Джуху. То, что затевает Маджи, — это надругательство над природой. Как его, Джагиндера, можно обойти? Да еще и ради какого-то мальчишки!
Служащий вернулся с чашкой обжигающего чаи масала и поставил ее на столик возле Джагиндера, а на закуску принес печенье «иарле-джи». Затем он улепетнул в хранилище, вытащил оттуда маты, простыни и валики и подготовил контору к рабочему дню, стараясь не сильно шуметь. Но Джагиндер все равно не мог сосредоточиться. Он написал: «Довожу до всеобщего сведения данное завещание, составленное 14 июня 1960 года г-ном Джагиндером Оманандлалом Митталом…» и отложил перо. Он невольно вспомнил тот первый и единственный раз, когда взял на руки младенца Нимиша. Мальчик был такой крохотный, пушистая головка пыхала жаром, точно печь. «Не урони его! Ай, ты ж ему шею свернешь!» — всполошилась Савита. Джагиндер так испугался и почувствовал себя таким неуклюжим, что больше никогда не брал сына, пока тот уже не встал крепко на ноги. Но даже тогда Нимиш нервно вырывался из больших рук Джагиндера и бросался в нежные объятия матери. «Нет, — подумал Джагиндер, — никогда он меня по-настоящему не любил». А потом взял перо и макнул его в чернила.
В этот самый миг вбежал его помощник Лалу с утренней газетой под мышкой.
— Вы здесь, Джагиндер-длш? — Усы, баки и густые волосы Лалу зализал назад, воротник его полиэстеровой рубашки замаслился. Говорил он на удивление сдержанно.
— Да, важное дело.
— Важное?
Лалу присел на корточки у низкого столика, теребя усы и краем глаза пытаясь расшифровать вычурный «ландеевский» шрифт. Джагиндер резко захлопнул гроссбух.
— Кья хай? — пропищал Лалу. — Что-нибудь еще случилось?
— Еще?!
— Ну, после вчерашнего, — пролепетал Лалу и яростно прикусил торчащим зубом нижнюю губу.
Джагидер качнулся назад, внутри у него боролись стыд и гнев. Что известно Лалу о вчерашнем? За несколько часов столько произошло, что Джагиндер с трудом поспевал за событиями. Все началось с груди Савиты. Затем он уехал к Тетке Рози, а когда вернулся в бунгало, сцепился с Нимишем и матерью. Потом снова уехал. «Амбассадор» поломался, и Джагиндера занесло в «Азиатику».
«Неужели он где-нибудь меня видел?» Джагиндер терпеть не мог помощника. Но отец Лалу всю жизнь работал у Оманандлала секретарем, хотя единственными его достоинствами были знание английского и умение печатать на машинке. Одно время весь бизнес опирался на способность отца Лалу заполнять английские формуляры банков и правительственных контор. Из-за этого Джагиндеру приходилось держать у себя Лалу, хотя он был полным кретином.
— Ты на что намекаешь? — набычился Джагиндер.
В этот момент служащий компании, который подслушивал разговор, подготавливая контору к работе, потихоньку включил в розетку телефон у стола босса. Тот моментально затрезвонил.
— Джагиндер Миттал, — ответил Джагиндер как ни в чем не бывало.
— О! Ваша мать сказала, что вы в конторе, но я уже пару часов не могу до вас дозвониться.
— Кто вы? — В груди поднялась ярость: «Неужели Маджи уже связалась с юристом?»
— Инспектор полиции Паскаль…
— Полиция? Что вам от меня нужно?
— Где вы были прошлой ночью?
— Не ваше собачье дело! — завопил Джагиндер, прекрасно сознавая, что Лалу и служащий внимательно слушают.
— Учитывая последние события, в ваших интересах с нами сотрудничать.
— Последние события — это мое, на хрен, дело, — кричал Джагиндер. — И я не желаю это больше обсуждать. До свидания, младший инспектор! — Он со стуком швырнул трубку, вырвал вилку и оглянулся на подчиненных: — Что случилось, черт вас дери?
Лалу и служащий смотрели на него во все глаза.
