— Ты один не остался в доме, — подбоченилась Парвати. — Я бы тоже не пустила тебя обратно.
— Так на чьей же ты стороне?
— Я думаю головой, а не задницей, придурок. А вы, мужики, все одинаковые, у каждого два лингама — один в штанах, второй в голове. Причем один тупее другого. Ты, идиот, отпустил тогда Авни, а теперь, через тринадцать лет, гоняешься за ее духом. Ты профукал свое будущее. И ради кого? Ради мертвой девчонки?
— Я же не знал, что она мертва, — сказал Гулу. — Все эти годы я ждал, что она вернется.
— Куда?
— Ко мне.
Парвати прыснула со смеху.
— Уж поверь мне, яр, ты был не в ее вкусе.
Гулу бросило в краску.
— Уходи лучше, — сказала она, оглянувшись через плечо, — пока никто не прознал, что ты возвратился.
Гулу взял завтрак и, присев на корточки у ворот, жадно запустил пятерню в карри из зеленых бобов. Он быстро, почти не смакуя, заглатывал еду, к которой привык за долгие годы. Роти заполнили желудок, согрели и немного утешили. Вздыхая, он громко отрыгнул и закурил. Глубоко затянувшись, вспомнил, как тихий перст судьбы привел его когда-то в дом Маджи.
За руль Гулу впервые сел в пятнадцать и лавировал по городским улицам, словно бог Кришна, выехавший на поле брани в огненной колеснице. Сражаясь с демонами, преграждавшими путь, он безжалостно сигналил неповоротливым телегам, запряженным волами, подрезал проносившиеся со свистом мотороллеры, на которых с риском для жизни громоздились целые семьи, и обгонял автобусы, ну а велосипедисты разлетались перед ним в стороны, точно переполошенные куры. Гулу представлял себя воином, глумяпцшся над теми, кто жмет на свои сигналы или тормоза, и металлическая броня «амбассадора» служила надежным щитом от горемык, запрудивших дорогу.
Но вот спустя столько лет он снова оказался на улице. «Как так получилось?» — спрашивал он себя.
Ответ повисел немного в воздухе, плавая в клубах дыма, прежде чем Гулу отважился его признать.
Авни.
Вечно все сводилось к ней. Как у цикла кармы, у Авни не было ни начала, ни конца. Она пребывала повсюду.
Он ее бросил, хотя и мог помешать ее гибели. Но это теперь в прошлом. Он задумался над любимым стихом из Бхагавад-гиты: «Пусть движут тобою правильные дела, а не плоды, из них проистекающие». Тогда, в роковой тень трагедии, он нарушил это священное правило.
Гулу снова сплюнул. Он не позволит, чтобы его вышвырнули после всего, что он сделал для этой семьи. Проклиная себя за стыд и клятвы верности Митталам, Гулу наконец решился. Он откроет то, что увидел тринадцать лет назад. Выполнит просьбу Чинни. Шантаж.
Он мысленно взвесил все варианты и остановил свой выбор на Джагиндере. Именно с ним-то и можно играть в такие игры, если только решиться в лоб предъявить обвинение. «Красный Зуб, Красный Зуб», — повторял он, словно мантру. Джагиндер — полный нуль по сравнению с врагом его юности. И если все пойдет по плану, успокаивал себя Гулу, можно будет начать все сызнова уже на собственных условиях. Например, он купит квартиру в пригороде и даже собственное такси. Предел мечтаний.
Скрипя зубами, Гулу шнырял у ворот и еле сдерживался, чтобы не ворваться в дом и не пойти прямо к хозяину. Он постучал в ворота раскрытой ладонью, и вскоре появилась Парвати.
— Где Джагиндер-сахиб?
— Уехал рано утром.
— Анчха? — Гулу с трудом скрыл разочарование. Выехать из дома раньше десяти — это так не похоже на Джагиндера.
— Что тебе надо от него?
— Срочное дело.
— Ну значит, придется отложить.
— Очень срочное.
Парвати пожала плечами.
— Если нужно, я войду в дом.
— Арэ, герой, — сказала Парвати, — за каким лядом?
Гулу потупился:
— Четыре дня уже кончились.
— Да.
— Призрак ушел?
— Да.
— Случилось что-то еще? — спросил Гулу, заметив подпухшие глаза Парвати и румянец у нее на щеках. — С Мизинчиком все в порядке?
Парвати кивнула:
— Вчера приходил Тантрист Баба. Это была Авни. В нее вселилась Авни.
Гулу всмотрелся в глаза Парвати — нет ли в них сомнения.
— Где Авни сейчас?
— Ушла, — сказала Парвати. — Покамест.
— Думаешь, она еще вернется?
— Думаю, что вчера ночью она напала на Маджи.
— Маджи?
— Она в больнице. Мы ждем звонка от Джагиндера, — вздохнула Парвати.
— Тебе нужно уходить из бунгало.
— Куда ж мне податься, чтоб она не нашла меня?
— Или меня.
— До тебя ведь она уже добралась? — сказала Парвати. — Покалечила твою рабочую руку, разве не так?
— Ты уязвимей.
— Я не боюсь ее. — Етаза Парвати вспыхнули гневом. — И не позволю ей навредить моему ребенку.
В бунгало наконец-то зазвонил телефон. Трубку сняла Савита, остальные столпились вокруг.
— Да-да, — сказала она, запыхавшись.
Маджи выжила.
— Тромбоз сосудов головного мозга, — важно объявила Савита, повесив трубку.
— С ней все будет хорошо? — спросила Мизинчик.
— Рано еще утверждать, — ответила Савита с видом опытного доктора. — Она не разговаривает.
— Не разговаривает?
Савита приподняла выщипанную бровь и погладила Мизинчика по голове:
— Не волнуйся. Мы обеспечим ей самый лучший уход, твой дядя уже нанял круглосуточную сиделку.
— Ей это не понравится, — запротестовала Мизинчик, рассердившись, что Маджи теперь во власти Савиты. — Ей нравится, чтобы массажировала Кунтал!
Лицо Савиты посуровело.
— Укладывай вещи, дорогая, — прошипела она, скривив губы в улыбке. — Догадайся, куда я тебя отправляю? В интернат.
Возвращение айи
Лежа в постели, Джагиндер вытянул руки и ноги, и позвоночник приятно хрустнул.
— Надо бы договориться о дополнительной помощи, — сказал он Савите, сидевшей рядом; паллу ее бледно-розового сари касалось его щеки.
— Да, — согласилась Савита. — Малишвала
[211]
заступит с завтрашнего дня. Но Маджи теперь нужен круглосуточный уход.
— А как же Кунтал?
— Кунтал мне самой пригодится, — ответила Савита, гладя Джагиндера по щеке. — Она точно знает, где что лежит. Не могу же я начинать с новенькой — на меня и так свалилось столько ответственности.
