ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
СТОЛКНОВЕНИЕ МИРОВ
Утро четверга.
Было бы логично предположить, что исцеление вызовет бурную радость в отделении интенсивной терапии. Однако на меня обрушился град вопросов, а на папу — ряд не очень-то приятных анализов и процедур. Удачно закончившийся процесс передачи энергии полностью лишил меня сил. Следующие несколько часов мы с Дэниелом провели на кушетках в комнате ожидания, дрейфуя между состояниями сна и бодрствования.
Думаю, сестра из приемного покоя учла экстремальные обстоятельства. Она разрешила нам задержаться дольше чем на двадцать минут. В общем, было уже начало восьмого утра, когда мой папа заявил, что хочет уйти домой.
— Я предпочла бы оставить вас для обследования, — заявила врач, которая внимательно изучала результаты лабораторных анализов.
— Пожалуйста, хватит, — застонал отец. — Я чувствую себя подушечкой для булавок.
Врач снова заглянула в карту.
— Мы не можем найти никаких отклонений. Следовательно, мы не вправе задерживать вас, если вы хотите выписаться. Но я бы не советовала…
Папа снял с пальца монитор сердечного ритма.
— Грейс, ты все слышала. Теперь я свободен.
Прежде я бы возмутилась тем, что папа поступает вопреки советам медика, но сейчас я сама прекрасно знала, каково его состояние.
Я встала, и Дэниел поддержал меня. Я до сих пор ощущала слабость в ногах, и у меня подгибались колени.
— Тогда нам пора, — произнесла я, беря отца за руку.
Несколько дней назад я и не предполагала, что можно испытывать такое счастье.
— Я хочу, чтобы сперва ты сделала одну вещь, — заметил папа, когда мы остановились у лифтов.
И он нажал кнопку «вверх» вместо «вниз». Я сразу поняла, что он затеял.
— Папа, — пробормотала я. — Я не уверена…
— Не волнуйся, Грейс. Вы с Дэниелом вылечили меня, так почему вам не попробовать исцелить твою маму?
— Я не знаю, применимы ли мои способности при душевных заболеваниях, — вздохнула я.
Пока что я на собственном опыте проверила, что после моей «практики» исчезают лишь физические раны.
— А вдруг мама впала в подобное состояние потому, что такова Божья воля?
— Тогда будем просто ждать.
Когда папа в церкви молился с прихожанами о чьем-либо здравии, он всегда предварял ритуал словами «если будет на то воля Твоя». Двери лифта со звоном разъехались, и отец ободряюще улыбнулся мне.
— Иначе зачем же Господь так щедро наделил тебя? Используй свой дар.
— Грейс, попробуй, — тихо сказал Дэниел.
Я переводила взгляд с Дэниела на папу и увидела надежду, горевшую в их глазах. Если у нас получится, это откроет перед нами массу возможностей.
— Ладно, — согласилась я и вместе с ними шагнула в кабину, осознавая, что именно сейчас моя жизнь круто изменилась.
Вечер четверга, спустя примерно десять часов.
Меня разбудили запахи и звуки — знакомые и милые сердцу, но при этом — чуждые моему нынешнему образу жизни. У меня даже закружилась голова. Когда я села, в глазах замелькали искры. Зрение сфокусировалось, и я, погладив коралловую простыню, с облегчением поняла, что нахожусь в своей кровати. Дома. Но как здесь оказалась? Я не могла ничего вспомнить, кроме больничного лифта.
Кстати, а где Дэниел и папа?
Словно в ответ на мой вопрос снизу донесся взрыв хохота.
Я с наслаждением вдохнула в себя ароматы, витавшие в комнате. Бекон. Яйца. Блинчики. И сладковатый запах нагретого кленового сиропа.
Кто-то готовит еду.
Но на кухне уже давно никто не готовил, с тех пор, как маме стало совсем плохо.
До моих ушей снова донесся смех. Я втянула носом воздух и ощутила уже знакомый запах. К нам пожаловали вервольфы!
Овладевшее мной любопытство пересилило слабость и боль во всем теле. Голодные спазмы тоже раззадорили меня. Кстати, а когда я ела в последний раз? Я заставила себя встать с кровати, медленно оделась, на цыпочках спустилась по лестнице и обнаружила, что в столовой полно народу.
Дэниел, папа, Черити, Бэби-Джеймс, Брент, Райан, Зак, Слэйд и даже Толбот устроились за столом, плотно заставленным разнообразными блюдами.
— Она проснулась! — громко сказал отец.
Остальные приветствовали меня радостными возгласами.
— Скорей, Грейс, — поманил меня папа.
Дэниел и Толбот встали. Дэниел бросился ко мне, обнял за плечи и чмокнул в щеку.
— Как ты себя чувствуешь? В больнице ты потеряла сознание.
— Уставшей, но жутко голодной.
И у меня в желудке тотчас началось громкое урчание.
— Садись, — произнес Дэниел, указывая на свободный стул между собой и Черити.
Я оглядела присутствующих. Моя сестра передавала кувшин с апельсиновым соком татуированному Слэйду. Бэби-Джеймс, восторженно визжа, пытался накормить Толбота омлетом, а тот со смехом то и дело смахивал кусочки еды с козырька своей бейсболки.
Я сильно ущипнула себя за руку. А разве не так все делают, когда думают, что грезят наяву? Два моих мира — паранормальный и человеческий, семейный, — столкнулись. Но вместо ожидаемого взрыва случилось взаимное проникновение.
— Что, ради всего святого, тут происходит?
Позади меня прозвучал голос, который я меньше всего рассчитывала услышать:
— Завтракаем в обеденное время.
Я резко повернулась и обнаружила маму с подносом дымящихся французских тостов. У меня отвисла челюсть.
— Твои любимые, — заявила она.
Я заметила, что ее пальцы остались худыми, но на этом сходство с той пустой оболочкой, которую я видела в понедельник, заканчивалось.
— Но… но… — промямлила я и замолчала.
В моем сознании пронеслись обрывки воспоминаний. Мы с Дэниелом стоим над мамой, которая лежит на койке в отделении для душевнобольных. Я чувствую в руках поток энергии. Потом я в изнеможении падаю на линолеумный пол.
— Долго я спала?
— Около десяти часов, — сообщил Дэниел. — Тебя едва хватило на то, чтобы излечить двоих. И не думай, что ты разом вылечишь всех больных в палатах.
У меня вспыхнули щеки. Действительно, я мечтала о чем-то подобном.
— А ты почему как огурчик? — осведомилась я.
Странно. Ведь Дэниел тоже принимал участие в обоих процессах.
— После возвращения домой я отдохнул. Но дело в другом. Грейс, большая часть силы исходила от тебя. Я лишь помогал. Именно ты спасла своих родителей.