А Ярнебринг никаких газет не читал. Он и его будущая жена почти все время провели в постели, вставая разве что по острой необходимости, и, когда она закрыла за ним дверь в понедельник утром, он осознал, что давно не чувствовал себя так хорошо. На завтрак он получил только что сваренный кофе, стакан свежевыжатого апельсинового сока, горячую булку домашней выпечки с хрустящей коркой, салат и большую тарелку йогурта со свежими фруктами.
Надо рассказать Ларсу Мартину, подумал он, открывая дверь следственного отдела.
8
Понедельник, 4 декабря 1989 года
— Вы видели?! — воскликнул Бекстрём.
Он ворвался в кабинет Фюлькинга, размахивая вечерней газетой. Главная задача Бекстрёма была — не выпустить из рук инициативу, ведь кто успел, тот и съел… Ага, посадил я тебя в лужу, Фюлльскалле, с удовольствием подумал он, увидев, как скривилась физиономия Фюлькинга.
Фюлькинг уже видел, во всяком случае, на столе перед ним лежал этот же номер газеты, но он промолчал, сидел, уставившись на Бекстрёма. Его тяжелое лицо налилось кровью, на виске вздулась толстая, как объевшийся дождевой червь, вена.
Вот-вот пробки перегорят, с наслаждением подумал Бекстрём, однако вслух, естественно, ничего не сказал. Вместо этого он сморщился, изображая высшую степень озабоченности, и заговорил, придерживаясь тщательно продуманной линии.
— Сначала я решил, что это кто-то из следственной группы, — начал он. — Ты и сам знаешь, в расследовании занято много новых людей, нам о них ничего не известно… Но потом… — Он сокрушенно покачал круглой головой. — Когда я прочитал, начал сомневаться. — И он еще раз покачал головой, преданно глядя на шефа.
— А почему это ты вдруг начал сомневаться? — проворчал Фюлькинг, поглядев на него испытующе.
— Это было бы слишком глупо. Какой-то религиозный псих мотается по городу и мочит гомиков этим… что они там пишут, эти идиоты… самурайским мечом, потому что в детстве отец его пользовал… Их психолог там, в газетенке, утверждает, что да, такое возможно…
— Самурайский меч?
— Ну да, как у желтомазых… Мы-то знаем, что Эрикссона закололи самым обычным кухонным ножом, он сейчас у криминалистов.
Вот пока и все.
— Мне, к сожалению, надо бежать, — сказал Бекстрём. — Совещание следственной группы.
Фюлькинг проводил его пристальным взглядом, не проронив ни слова.
— Значит, так. — Бекстрём откинулся на стуле и обвел глазами следственную группу. — Начнем с Эрикссона. Что мы знаем о нем? Чем он занимался, пока не сыграл в ящик? Ярнебринг?
Не иначе как с ним что-то произошло, подумал Ярнебринг. Уж не вступил ли он в «Звенья»?
[16]
— Кое-что мы накопали. — Ярнебринг достал исписанный от руки лист бумаги.
В четверг, 30 ноября, Эрикссон с утра был на конференции в САКО, здесь, в центре, однако по непонятным пока причинам ушел за десять минут до ланча. В три часа он вновь появился на работе, как раз к перерыву на кофе. Что он делал в это время, еще предстоит узнать. Пил кофе с несколькими сотрудниками примерно около получаса, потом ушел к себе в кабинет, закрыл дверь и, как свидетельствуют ближайшие сотрудники, занимался служебными делами — переворачивал бумаги, говорил по телефону, а может, посвятил себя какому-то другому занятию, не менее увлекательному. В общем, что он там делал, они не знают, зато знают точно, что без двадцати пяти шесть он с работы ушел. Это, во-первых, подтверждается штемпелем в карточке прихода и ухода, а во-вторых, сотрудник из соседнего кабинета видел, как он уходил.
За несколько минут до закрытия — они закрываются в шесть — он заскочил в Эстермальмсхаллен, купил кое-что из еды, но ничего такого, что позволяло бы сделать вывод, будто он ждет гостей. Нормальные покупки одинокого холостяка, постоянного клиента Эстермальмсхаллен. Затем, по-видимому, он направился прямо домой: спустился по Хюмлегордсгатан до угла Стюрегатан, пересек Хюмлегорден и Энгельбрехтсгатан, а дальше пошел по Карлавеген домой на Родмансгатан. Обычный расчет показывает, что он пришел домой около половины седьмого. Съел купленный полчаса назад полуфабрикат — цыпленка с рисом и карри, выпил две бутылки немецкого пива. Поел, собрал посуду в посудомоечную машину, бутылки выбросил в пакет для мусора.
Около семи, по свидетельству соседки по площадке, к Эрикссону кто-то пришел. Позвонили в дверь, он открыл и впустил гостя. Рассказ свидетельницы, а также то немногое, что удалось выяснить, наводят на мысль, что пришедший был ему знаком или они заранее договорились о встрече.
— Послушаем записи на автоответчике у него дома, — сказал в заключение Ярнебринг. — Возможно, это что-нибудь нам даст. Рабочий телефон можно сразу отбросить: все звонки идут через коммутатор. Но и там распечатку обещали подготовить.
— А его рабочий кабинет? — осведомился Бекстрём, которому внезапно пришло в голову, что кое о чем он забыл спросить. — Осмотр рабочего кабинета что-нибудь дал? Что за кабинет — как у настоящего начальника? Деловитость и порядок?
Вломил ему кто-то, что ли, бедняге? — подумал Ярнебринг.
— Не то чтобы порядок, — покачал он головой, — но никаких личных записей нет, только то, что касается работы, все записано в настольном календаре — ничего интересного.
Он обменялся взглядом с Хольт — не заметила ли она чего-нибудь? Нет, не заметила, все правильно.
— И что будем делать дальше? — спросил Бекстрём, усаживаясь поудобнее.
Итак, к убитому пришел кто-то, кого он хорошо знал, — дальше этого следственная группа пока не продвинулась. Никаких свидетелей, никаких улик, указывающих на какую-то определенную личность. Круг общения Эрикссона, по-видимому, был весьма ограничен, во всяком случае, только два человека позвонили и сказали, что знали его лично. Оба были знакомы с убитым больше двадцати лет, учились вместе в университете и тогда же встречались — все втроем. Первым, еще в пятницу утром, позвонил в уголовку некий Стен Веландер, руководитель проектов в редакции новостей в телецентре на Уксеншернсгатан в Йердете.
— Вы же его знаете, — напомнила Гунсан, довольно оглядывая собравшихся, но энтузиазма не встретила. — Ну как же, этот, с рыжей бородой, он был продюсером программы о полиции. Помните, весной?
— Ага, этот сукин сын, похожий на Густава Васу?
[17]
— Только потощее, — хмыкнула Гунсан. — Вы что, забыли, что у нас творилось после этой программы?
— Плевать на программу! — прервал ее Бекстрём. — Если это он укокошил Эрикссона, приглашаю всех на торт. А кто еще звонил?
