— А судебный медик? — кисло спросил Бекстрём.
Кто бы подумал, что эта полуобезьяна умеет читать! И кто дал ему протоколы моих допросов?
— Если ты не будешь меня прерывать, скажу и о ней. Сначала разберемся со свидетелями. Тут есть три возможности. Первая: все так и обстоит, как они — по крайней мере, один из них — намекают. Значит, мы что-то прозевали. Вторая возможность: они сами толком ничего не знают и строят предположения так же, как и мы. И третья: им зачем-то надо, чтобы мы думали, что их приятель Эрикссон был гомосексуалистом. А если это так, становится особенно интересным то, что им наговорил ты…
Нельзя недооценивать напарника, даже если он похож на вставшего не с той ноги пещерного человека, подумала Хольт и улыбнулась Ярнебрингу чуть ли не ласково.
— Коллега Ярнебринг и я придерживаемся единого мнения по этому вопросу, — сказала она вслух. — И он, и я читали протоколы, и, как тебе известно, я разговаривала с Тишлером. Он был очень многословен, однако ничего конкретного не сказал.
— Единое мнение — это хорошо, — закивал Бекстрём, — но не пора ли вернуться к действительности? Что вы скажете о заключении медиков? Они тоже себе что-то вообразили?
— Я говорил с Биргит, — заявил Ярнебринг. — У меня были дела в прозекторской. Короче говоря, она даже понятия не имела, что Труполюб и Вийнблад сплели какую-то версию. Труполюб вообще к Эрикссону не имел никакого отношения, к тому же он на больничном. И поскольку она является его начальником, ему предстоит малоприятный разговор, как только он найдет свой посох и сумеет добраться до работы.
— Значит, ты говорил с экспертом… — медленно произнес Бекстрём.
Это уже похоже на заговор, подумал он.
— Говорил, — подтвердил Ярнебринг и пристально посмотрел на Бекстрёма. — У тебя есть возражения?
— Нет, — ответил Бекстрём.
Его надо держать на привязи, подумал он, этот тип опасен для жизни. Как только он попал в полицию?
— Вот и хорошо. О чем бишь я говорил?.. Ага, вспомнил. Она имела на эту тему разговор с Вийнбладом, он прямо спросил ее, не выявились при вскрытии признаки гомосексуальных наклонностей убитого. И знаешь, что она ему ответила?
— Нет, — немедленно откликнулся Бекстрём.
Где же этот поганец Вийнблад? Очень типично для этого крысенка — смыться в такой момент.
— Вот и она сказала: нет, — с нажимом произнес Ярнебринг. — Никаких таких признаков она не нашла. Если хочешь, я найду Вийнблада и поговорю с ним напрямую.
— Вряд ли в этом есть необходимость, — возразил Бекстрём.
Хотя неплохо было бы поглядеть, как тот будет изворачиваться.
— Ну вот и хорошо, — сказал Ярнебринг, — значит, договорились.
— Я хочу услышать имя, — напомнил Бекстрём.
— Имя здесь. — Ярнебринг постучал по картонной папке с материалами следствия. — Можешь быть уверен, что имя убийцы здесь есть, только мы его пока не заметили, потому что глядели не туда.
Ему надо лечиться, решил Бекстрём, он ненормальный.
18
Пятница, 15 декабря 1989 года
Вийнблад отсутствовал на оперативке, потому что на него повесили дело об отравлении. Некий студент-медик нахватал хвостов, отстал почти безнадежно — и надумал решить свои академические проблемы, отравив старика отца, у которого жил, подсыпав ему в утренний йогурт приличную дозу таллия. Тут он достиг больших успехов, чем в занятиях медициной. Никакого мотива у этого убийства не было, и вся история прекрасно иллюстрировала теорию Ларса Мартина Юханссона насчет вишенок на торте.
Теперь бывший будущий врач сидел в камере в Круноберге. На рабочем столе Вийнблада в криминалистическом отделе стояла бутылочка с таллием, украденная преступником на кафедре химии Каролинского института. Яда в бутылке было достаточно, чтобы отравить половину полицейского управления на Кунгсхольмене. Вийнблад смотрел на эту бутылочку, как завороженный: она была словно послана ему с неба. Может быть, в недалеком будущем она поможет и ему решить свои проблемы.
Беды Вийнблада вовсе не были связаны с непосильными академическими трудностями — этим он себя никогда не утруждал. Кроме шести лет начальной школы, неполного года в старой школе полиции и нескольких недельных курсов, никакого образования у него не было. Он старательно избегал всевозможных теоретических измышлений и, как и большинство его коллег по отделу, был глубоко убежден, что все необходимые познания приобретаются в процессе ежедневной работы.
— Теория и практика отличаются так же, как фантазия и действительность, — когда-то сформулировал легендарный начальник криминалистического отдела Бленке, объясняя начальству, почему на все деньги, предназначенные для пополнения библиотеки, он приобрел порошок для обнаружения отпечатков пальцев.
Проблема Вийнблада была совсем другого рода и намного проще в том смысле, что она составляла девяносто девять процентов всех его проблем. У него была жена, которая ему изменяла. И все было бы терпимо, поскольку тут он был отнюдь не одинок: количество неверных жен примерно соответствует количеству неверных мужей, хотя мужчины в это верить не хотят.
Главная беда заключалась в том, что она изменяла ему, нисколько не таясь, и это, на взгляд Вийнблада, входило в несомненное противоречие с родом его занятий. Мало этого: она предпочитала заводить шашни с его коллегами, а так как продолжалось это уже довольно давно, на сегодняшний день вряд ли можно было назвать отделение в стокгольмской полиции, где не нашлось бы хоть одного сотрудника, кто не наставил рога коллеге Вийнбладу.
Как и его духовный брат, бывший студент-медик, Вийнблад после длительных размышлений пришел к выводу, что единственный способ прекратить это безобразие — избавиться от жены. А поскольку Вийнблад терпеть не мог разные тупые и острые орудия убийства, понимал последствия их применения и вовсе не желал оказаться за решеткой, он решил ее отравить. Он не помнил ни одного раскрытого убийства, совершенного с помощью яда. Нынешнее являлось исключением, но не благодаря блестящей работе криминалистов, а потому, что бывший медик доверительно поведал о своем подвиге нескольким приятелям.
Нет ничего надежнее, чем яд, решил Вийнблад. Исключение только подтверждает правило, молния дважды в одно место не ударит.
У Вийнблада теперь были все козыри на руках. Мотив и возможность существовали с незапамятных времен, а теперь у него было и средство. Он был счастлив. Осталось дождаться каких-нибудь праздников, а еще лучше потерпеть до лета, когда все, кого можно назвать полицейскими, уходят в отпуск, а остается только Бекстрём и его постоянно рыскающие в поисках приработка шестерки.
Комиссар Фюлькинг из уголовки позвонил Ярнебрингу и предложил вместе пойти на ланч. Голос у него был несчастный, и Ярнебрингу не составило труда вычислить почему. Но ланч есть ланч. Они заказали свиные ножки с пюре из репы, пастернака и сельдерея, по бокалу пива, и, если не считать, что пиво было безалкогольным, трапеза вполне соответствовала образу истинного полицейского. Фюлькинг повертел вилку в руке.
