— В следствии по убийству Эрикссона Штейн не фигурирует? — спросила Маттеи. — Я правильно поняла?
— Нет, ее фамилия не упоминается. Со скидкой на то, что вообще все следствие оставляло желать лучшего, и все-таки прошло десять с лишним лет… Нет, я совершенно уверена: фамилии Штейн в деле не было.
— И что тогда нам делать с этими материалами? — Мартинес с любопытством посмотрела на шефа.
— Хороший вопрос. — Юханссон улыбнулся и покачал головой. — Я хочу подчеркнуть: речь идет не о раскрытии старого убийства и тем более не о том, чтобы утереть нос нашим коллегам из «открытого» сектора. Просто надо еще раз взглянуть… на всякий случай: не прозевали ли мы чего? Продолжай, Хольт. Мы слушаем. — Он откинулся на стуле и сцепил пальцы на животе.
Несмотря на прошедшие годы, Хольт представила дело об убийстве на редкость ясно, сжато и по-учительски четко. Сначала она коротко изложила обстоятельства убийства: где, когда и как был убит Чель Эрикссон. Потом последовал психологический портрет убитого: одинокий, всеми ненавидимый, живущий до странности изолированной жизнью человек. Нашлись только двое, кого, и то с натяжкой, можно было назвать его друзьями, — Веландер и Тишлер. У обоих железное алиби, но, поскольку никто не собирается искать убийцу, она не станет углубляться в эти подробности.
Что касается мотива, продолжила Хольт, мнения в группе разошлись. Она сначала изложила версию Бекстрёма, потом сказала, что у них с Ярнебрингом была противоположная точка зрения. Они считали, что причиной убийства явились особенности личности Эрикссона, а вовсе не его сексуальная ориентация. Возможно, он угрожал кому-то, шантажировал, хотел кого-то использовать.
— Нехорошо так говорить о коллегах, — сказала Хольт, — но версия Бекстрёма больше говорит о самом Бекстрёме, чем об убийце.
— Мотив! — хмыкнул Юханссон и вскинул обе ладони, как бы защищаясь. — Не понимаю этой вечной болтовни о мотиве. Мотив совершенно неинтересен. Не могу вспомнить ни одного дела, где мотив помог бы нам раскрыть убийство. Нужны более весомые улики. Мотив!..
— Твой друг Бу Ярнебринг рассказывал мне еще тогда, как ты относишься к поискам мотива… — Хольт широко улыбнулась.
— Вот и хорошо.
Хоть один нашелся, кто слушал, подумал Юханссон.
— …Но именно в этом случае он был уверен, что твоя теория не работает, — продолжила Хольт, не переставая улыбаться.
— Вот оно что, — протянул Юханссон. И ты, Брут, подумал он. — А у тебя какое мнение?
— В данном конкретном случае я согласна с Ярнебрингом, — твердо заявила Хольт и уже без улыбки посмотрела Юханссону в глаза.
— Значит, сделаем так, — медленно произнес Юханссон. Куда мы идем, подумал он. Эта девица как минимум на десять лет моложе меня, весь ее опыт в расследовании убийств уместится на ногте моего мизинца, и у нее хватает нахальства мне возражать! — Значит, сделаем так, Хольт. Не хочу показаться настырным, но для надежности все же давайте еще раз пройдемся по делу Эрикссона, выясним, не пропустили ли мы чего. Плюс к этому мне нужен психологический портрет Штейн. Как вы это все поделите между собой, меня не интересует, но к следующей пятнице все должно быть готово.
Тогда и у меня останется время поразмышлять, решил он.
— Я тоже не хочу показаться настырной, — сказала Хольт, — однако фамилия Штейн в деле точно не фигурирует. Даю голову на отсечение.
И это замечательно, подумал Юханссон, лучше быть не может. Вот его шанс закончить совещание и уехать домой, предоставив все остальное своим дорогим сотрудникам. Если бы не Маттеи… В чем-то она, похоже, сомневается. Что-то у нее есть за душой… А может быть, ему просто кажется, всему виной ее прячущие глаза очки в роговой оправе?
— Маттеи, — обратился он к ней, — есть вопросы?
— Может быть… — нерешительно ответила Маттеи. — А может, меня просто заносит.
Она неуверенно полистала лежащую перед ней папку с компьютерными распечатками и сдвинула очки на лоб.
— Тогда прошу, — произнес Юханссон, стараясь не выказать нетерпения.
Валяй, подумал он и, конечно, промолчал. Он мог бы так сказать Ярнебрингу или Викландеру, но не Маттеи.
— Я перед совещанием пощелкала немного насчет Штейн, — сообщила она.
Не сидеть же часами и разгибать скрепки в ожидании высокого начальства, подумала Маттеи.
— И что? — поторопил Юханссон.
Ну давай, выкладывай, женщина, подумал он. Судя по выражению лиц, остальные тоже насторожились.
— Вот здесь у меня распечатки… Теодор Тишлер и Хелена Штейн — брат и сестра. Двоюродные, правда. Это тот самый Тишлер, которого опрашивали как свидетеля в деле об убийстве Эрикссона.
— Что?! — На фоне наступившего молчания вопрос Хольт прозвучал неестественно громко. — Тишлер и Штейн — двоюродные брат и сестра?
— Да, — подтвердила Маттеи. — По моим сведениям — да. Мать Штейн — сестра отца Тишлера, то есть его тетка. Выходит, они кузены.
— О господи! — выдохнула Хольт и сцепила пальцы. — «Банда четырех»… Какой же идиоткой надо быть!..
— Извини, — перебил ее Юханссон. — Не будешь ли ты так любезна объяснить, о чем идет речь?
— Забудьте, что я говорила пять минут назад, — простонала Хольт. — Нет, какая идиотка!
— Все равно не понимаю.
— Извини, шеф. — Хольт встала. — Беру свои слова назад. Была в деле Штейн, была! Я сама сидела и любовалась на ее фотографию.
— Хорошо-хорошо… Объясни же, в чем дело!
— Я не принимала ее в расчет, потому что на снимке ей лет десять, не больше. Но в расследовании она упоминалась…
— «Банда четырех»,
[28]
— выговорил Юханссон с сомнением. — Ты сказала что-то о банде… Это имеет какое-нибудь отношение к политике?
Пронеси господи, подумал он. Только не политика!
— Нет, — успокоила его Хольт. — Китайцы здесь ни при чем. Они позаимствовали название из повести Артура Конан Дойля «Знак четырех» — о великом сыщике Шерлоке Холмсе.
— Джонатан Смолл, Магомет Сингх, Абдулла Хан и Дост Акбар, — блеснул познаниями Юханссон. В юности он посвятил сотни часов судьбе и приключениям Шерлока Холмса и даже сейчас многое помнил наизусть.
— Прошу прощения, — сказала Хольт, — теперь я не врубаюсь.
— Плюнь и разотри, — вежливо посоветовал Юханссон. — Это имена четверых героев из повести Конан Дойля. Только я по-прежнему не соображу…
