Лишь тогда Холмс понял, что был выбран — возможно, бессознательно — заместителем Мацуды. К этому времени уже было очевидно, что за зрелым, взвешенным поведением господина Умэдзаки кроются детские психические травмы. Остальное вышло наружу, только когда господин Умэдзаки повторил слова Вакуи на берегу и его пальцы жадно вцепились в Холмса. Как ясно все вдруг стало: когда ты в последний раз получил весточку от отца, подумал Холмс, ты узнал обо мне. Мацуда уходит из твоей жизни, и в виде книги прибываю я — один в некотором смысле подменяет другого.
И пошли письма с азиатскими марками, а потом и приглашение — после нескольких месяцев приятельской переписки, — затем была поездка по японской провинции, проведенные вместе дни, — словно отец с сыном возмещали друг другу долгие годы отчуждения. А если Холмс не сумеет дать точных ответов, то, может быть, — после того, как он преодолел такое огромное расстояние, чтобы приехать к господину Умэдзаки, ночевал в доме его семьи в Кобе, пустился, наконец, в путь на запад и посетил сад в Хиросиме, куда Мацуда возил господина Умэдзаки в детстве, — сама его близость обеспечит некое разрешение. Стало ясно и то, что на самом деле господина Умэдзаки мало занимали и зантоксилум, и маточное молочко, и все, о чем столь подробно говорилось в его умных письмах. Каждый предмет, догадался Холмс, был им основательно изучен, тщательно описан и, скорее всего, немедленно позабыт — уловка простая, но действенная.
Дети без отцов, думал Холмс о господине Умэдзаки и юном Роджере, переходя через дюны. Век одиноких, ищущих душ, заключил он, когда пальцы господина Умэдзаки сжали его руку.
Но в отличие от господина Умэдзаки Роджер знал об участи своего отца и верил в то, что его смерть, являясь трагедией на личном уровне, была по большому счету воистину героической. Господин Умэдзаки ничего подобного сказать не мог и уповал на старого немощного англичанина, с которым брел по прибрежным песчаным холмам, стиснув его костистый локоть и скорее прильнув к нему, чем ему подсобляя:
— Повернем обратно?
— Вы устали?
— Нет, я беспокоюсь о вас.
— Мне кажется, мы уже слишком много прошли, чтобы поворачивать назад.
— Темнеет.
Холмс открыл глаза и посмотрел в потолок, прикидывая, как справиться с этим затруднением; чтобы умиротворить господина Умэдзаки, нужно сообщить ему нечто правдоподобное (вроде рассказа, какие сочинял доктор Ватсон, сплавляя то, что было, с тем, чего не было никогда, в единое, не вызывающее сомнений творение). Да, его встреча с Мацудой могла иметь место — и да, исчезновение этого человека можно как-то объяснить, хотя и не без тщательной подготовки. А где они познакомились? Скажем, в гостевой комнате клуба «Диоген», по просьбе Майкрофта. Но зачем?
— Если бы искусство сыщика исчерпывалось размышлением в этой комнате, Майкрофт, ты был бы величайшим криминалистом в мире. Но ты совершенно не способен работать с практическими вопросами, в которые нельзя не вдаваться, если хочешь решить задачу. Мне сдается, что именно поэтому ты пригласил меня снова.
Он мысленно нарисовал себе Майкрофта в его кресле. Рядом с ним сидел Т. Р. Ламон (или Р. Т. Лэннер?) — неулыбчивый, целеустремленный человек полинезийских кровей, член Лондонского миссионерского общества, который жил на тихоокеанском острове Мангайя и, будучи агентом британской разведки, установил суровый полицейский надзор за туземным населением в интересах нравственности. Для содействия экспансионистским замыслам Новой Зеландии Ламон, или Лэннер, рассматривался как кандидатура на более важную роль — британского резидента, в обязанности коего входили бы переговоры с вождями островов Кука в целях подготовки почвы для присоединения островов к Новой Зеландии.
Или он был известен под именем Д. Р. Лэмбет? Нет, нет, припомнил Холмс, он был Ламон, точно Ламон. Как бы то ни было, в 1898 — или в 1899, или в 1897? — году Майкрофт вызвал Холмса с тем, чтобы он высказал свое мнение о Ламоне («Как ты знаешь, я могу дать безупречное общее заключение, — написал в телеграмме его брат, — но по крупицам составлять представление о том, чего человек стоит, не мой хлеб»).
— Мы должны вести там свою игру, — толковал Майкрофт, осведомленный о французском влиянии на Таити и острова Общества. — Само собою, королева Макеа Такау хочет, чтобы острова были присоединены к нам, но наше правительство не спешит ей навстречу. С другой стороны, премьер-министр Новой Зеландии уже определился, и мы обязаны сделать все, что в наших силах, чтобы помочь ему. Ввиду того что мистер Ламон хорошо знает местное население и имеет с ним немало общих внешних черт, мы убеждены, что он окажется для этого полезен.
Холмс смерил глазами низкорослого, молчаливого человечка, сидевшего по правую руку от его брата (направленный вниз сквозь очки взгляд, шляпа на колене, сущий карлик рядом с гигантской фигурой слева).
— Помимо тебя, Майкрофт, кто эти мы, о которых ты говоришь?
— Это, мой милый Шерлок, как и все прочее, о чем мы говорим, есть тайна и в настоящую минуту несущественно. Нужно твое суждение о нашем сотруднике.
— Понятно…
Но теперь Холмс видел подле Майкрофта не Ламона, Лэннера или Лэмбета, но высокий стан, вытянутое лицо, эспаньолку Мацуды Умэдзаки. Их познакомили в этом кабинете, и едва ли не сразу же Холмс понял, что тот годится для этой должности; досье, которое дал ему Майкрофт, показало, что Мацуда — умный человек (написал несколько заслуживших признание книг, одну из них — о закулисной дипломатии), толковый чиновник (порукой чему была его служба в японском министерстве иностранных дел), англофил, разочаровавшийся в своей стране (всегда готовый отправиться из Японии на острова Кука, оттуда в Европу и назад в Японию).
— Думаешь, он подходит для этого дела? — спросил Майкрофт.
— Безусловно, — ответил Холмс, улыбаясь. — Мы думаем, что он прекрасно подходит.
Ведь, как и Ламон, Мацуда был бы осмотрителен в своих манипуляциях и интригах — он бы посредничал в присоединении островов Кука, и даже его семья мнила бы, что он изучает конституционное право в Лондоне.
— Желаю вам удачи, сэр, — сказал Холмс, пожимая Мацуде руку в конце беседы. — Я уверен, что с заданием вы справитесь отлично.
И они встретятся еще раз — зимой 1902 года, или лучше в начале 1903-го (спустя пару лет после того, как Новая Зеландия официально заняла острова), — когда Мацуда будет искать Холмсова совета относительно неурядиц на острове Ниуэ, ранее разделявшем судьбу Самоа и Тонга и захваченном год спустя после аннексии островов Кука. Мацуде снова предлагалась важная должность, но уже не Англией, а Новой Зеландией:
— Скажу честно, Шерлок, это крайне выгодная возможность — постоянно быть на островах Кука и, гася недовольство на Ниуэ и стараясь подвести бунтующий остров под отдельную администрацию, одновременно развивать общественную жизнь на других островах.
Они сидели в гостиной Холмса на Бейкер-стрит и разговаривали за бутылкой кларета.
— Но вы опасаетесь, что ваше согласие будет расценено как измена Уайтхоллу? — спросил Холмс.
