Согреваемая жаркими лучами солнца, Роуан пролежала на ковре,
должно быть, около часа. Она стыдилась своего одиночества. Стыдилась того, что
позволила себе так страдать и стать жертвой душевных мучений. До смерти Элли
она была такой счастливой, такой беззаботной, преданной исключительно своей
работе и покидала этот дом, чтобы вернуться в полной уверенности, что ее
встретят с теплом и заботой, а в ответ дарила свою любовь и привязанность.
Потом Роуан вспомнила о Майкле и вдруг поняла, как сильно
привязалась к нему, как отчаянно нуждается в его присутствии. Столь явная
зависимость от этого человека окончательно повергла ее в уныние.
Совсем непростительно, что ночью она столь настойчиво
пыталась дозвониться до него и рассказать о призраке. Непростительна и ее
теперешняя беспредельная тоска по Майклу. Роуан начала постепенно
успокаиваться. И тут же ей пришло в голову странное совпадение: прошлой ночью
появился призрак и тогда же умерла ее мать.
Роуан села, скрестив ноги, и попыталась вспомнить все
подробности ночного происшествия… Буквально перед самым появлением
таинственного призрака она взглянула на часы.
Было пять минут четвертого. Но ведь эта жуткая особа
сказала, что мать умерла в пять минут шестого…
Точно, минута в минуту, учитывая два часа разницы во времени
с Новым Орлеаном. Что за дьявольское совпадение? Невероятное предположение о
возможной связи между двумя ночными событиями поставило Роуан в тупик.
Конечно, если бы ей явилась мать, это было бы восхитительно,
неправдоподобно прекрасно. Такая встреча могла стать незабываемой, едва ли не
священной, одним из тех сакраментальных моментов, о которых помнят до конца
своих дней и в описании которых вполне уместно использовать столь хорошо всем
известные звучные словесные штампы: «поворотный момент в жизни», «чудо»,
«прекрасное видение»… Откровенно говоря, невозможно найти слова, способные
выразить прелесть и очарование подобного события. Но ей явилась не женщина, а
мужчина – совершенно незнакомый, весьма странный и изысканно элегантный.
Воспоминание о таинственном посетителе, воспоминание об
умоляющем выражении его лица вновь всколыхнуло в Роуан все тревоги минувшей
ночи. Она повернулась и беспокойно взглянула на стеклянную стену. Ничего
необычного, кроме бездонного голубого неба над дальними холмами и искрящейся
водной глади залива.
Размышляя над этой загадкой, перебирая в уме все известные
ей мифы и легенды, связанные с призраками, Роуан неожиданно для себя совершенно
успокоилась и вновь обрела способность к холодной рассудительности. Но
ненадолго.
Кем бы ни было это туманное, бестелесное существо, в
сравнении со смертью матери его появление представлялось Роуан чем-то
малозначительным. Сейчас она должна думать об отъезде, а не валяться на ковре и
понапрасну тратить драгоценное время.
Роуан вскочила на ноги, торопливо направилась к телефону и
набрала домашний номер доктора Ларкина.
– Ларк, я должна уехать, – объяснила она. –
Срочно. Дело не терпит отлагательства. Как насчет того, чтобы Слэттери меня
заменил?
Голос ее звучал спокойно и ровно, совсем как у прежней
Роуан. Но хладнокровие было обманчивым Разговаривая с Ларком, она вновь бросила
взгляд на пустое пространство террасы, где ночью стоял высокий, стройный,
элегантный незнакомец, и вновь увидела его темные глаза, неотрывно смотрящие
прямо на нее. Она с трудом улавливала смысл того, что говорил в тот момент
Ларк.
«Нет, это чертово существо вовсе не плод моей фантазии!» –
подумала она.
Глава 11
Поездка до резиденции Таламаски – убежища, как называл ее
Лайтнер, – заняла менее полутора часов. Только когда до усадьбы оставалось
несколько миль, лимузин свернул с монотонной ленты федерального шоссе на
прибрежную дорогу.
Целиком поглощенный беседой с Эроном, Майкл практически не
обращал внимания на окрестный пейзаж.
К тому времени, когда они прибыли на место, Майкл обрел
вполне ясное представление о том, что представляет собой Таламаска, и твердо
пообещал Лайтнеру сохранить в тайне все, что станет ему известно после
прочтения досье. У него сложилось весьма благоприятное впечатление об ордене;
ему нравились благородные и учтивые манеры Лайтнера, сдержанность в изложении
событий, присущая Эрону культура речи. Не единожды во время разговора Майкл
ловил себя на мысли, что с радостью вступил бы в ряды членов Таламаски, не будь
он столь намертво привязан к своей цели.
Но конечно, думать так просто глупо, ибо именно после
падения в воду он обрел ощущение своего предназначения и экстрасенсорные
способности, которые, собственно, заинтересовали и привели к нему Таламаску.
Еще Майкл чувствовал, что его любовь к Роуан – а в том, что
это любовь, у него не осталось ни малейших сомнений – неизмеримо усилилась и
существовала совершенно отдельно и независимо от его видения, хотя Роуан,
несомненно, являлась неотъемлемой частью этого видения.
Уже почти возле самых ворот усадьбы Майкл попытался
объяснить это Эрону:
– Все, о чем вы рассказывали, звучит на удивление
знакомо. У меня возникает смутное ощущение узнавания, точно такое же, какое я
испытал прошлым вечером, когда увидел дом. Разумеется, вы понимаете, что еще
недавно я ничего о Таламаске не знал, а следовательно, ни о каком «знакомстве»
не может быть и речи. Невозможно предположить, что где-то когда-то я что-то
слышал о вас, но впоследствии забыл. Остается допустить лишь одно: они рассказали
мне об этом там, за порогом смерти. Но сейчас я хочу подчеркнуть вот что:
чувство к Роуан не ощущается мною как нечто знакомое. Оно не было
предопределено заранее. Это чувство возникло неожиданно, вопреки предначертанию,
и в моем сознании каким-то образом связано с протестом. Там, в Тайбуроне, когда
мы завтракали в ее доме, я бросил взгляд в окно, на раскинувшийся за ним водный
простор, и демонстративно, вызывающе заявил этим существам, что происходящее
между мной и Роуан весьма важно и существенно для меня.
Эрон с неизменным вниманием выслушал его слова.
За время, проведенное в тесном общении, они успели лучше
узнать друг друга, и установившиеся между ними непринужденные отношения, как
казалось Майклу, воспринимались обоими как вполне естественные.
С момента отъезда из Нового Орлеана Майкл пил только кофе и
намеревался продолжать в том же духе, по крайней мере до тех пор, пока не
прочтет все документы, обещанные Эроном.
Признаться, он устал от лимузина, от комфортабельной поездки
по болотистой местности, от однообразного пейзажа за окнами машины. Ему
хотелось глотнуть свежего воздуха.
