И все же по настоянию Эрона они отправились на небольшую,
обтянутую противомоскитной сеткой террасу, расположенную на том же этаже, с
внутренней стороны здания, и удобно устроились там за одним из столиков,
любуясь небольшим, тщательно ухоженным садом с песчаными дорожками и старинными
фонтанами. Здесь им подали по-южному обильный завтрак: печенье, овсянку,
колбасу и внушительное количество кофе с цикорием и молоком.
У Майкла разыгрался аппетит. Он чувствовал себя так же
хорошо, как тогда, в доме Роуан, и радовался, что мозги не залиты выпивкой. Как
это все же здорово – сидеть с ясной головой, глядя на зеленый сад, на ветви
дубов, клонившиеся до самой травы. И просто божественно снова ощущать теплый
воздух.
– Все произошло слишком быстро, – сказал Лайтнер,
передавая ему корзиночку с горячим печеньем. – Наверное, мне следовало бы
посвятить вас в какие-то подробности, однако ума не приложу, в какие именно. Мы
полагали, что наше знакомство будет происходить постепенно, – это
позволило бы нам лучше узнать вас, а вам, конечно же, – нас…
Мысли о Роуан никак не выходили у Майкла из головы.
Невозможность связаться с ней хотя бы по телефону буквально выводила его из
себя. Тревога за Роуан терзала душу, однако бесполезно и пытаться объяснить
что-либо Эрону.
– Если бы я вошел с вами в контакт так, как планировал, –
продолжал Лайтнер, – я бы пригласил вас в Обитель возле Лондона, где ваше
вступление в орден происходило бы неспешно и гораздо более торжественно. Даже
после нескольких лет полевой работы вам ни за что не поручили бы столь опасное
задание, как вмешательство в дела Мэйфейрских ведьм. Кроме меня, в распоряжении
ордена нет ни одного достаточно подготовленного для такой работы агента. Но,
выражаясь современным языком, вы неожиданно оказались втянутым в это дело.
– Увяз по самые уши, – согласился Майкл, не
переставая жевать. – Но я понимаю, что вы имеете в виду. Это равносильно
тому, как если бы католические священники пригласили меня принять участие в
обряде изгнания дьявола, зная, что я даже не посвящен в духовный сан.
– Очень близкое сравнение, – подтвердил
Эрон. – Мне иногда кажется, что, несмотря на отсутствие непреложных догм и
жестко определенных ритуалов, мы придерживаемся гораздо более строгих понятий.
Установленная нами грань между добром и злом, правильным и неправильным весьма
тонка и трудноуловима, при этом мы куда более нетерпимы к тем, кто ее
переходит.
– Эрон, обещаю вам, что не расскажу о досье ни единой
душе во всем христианском мире, за исключением Роуан.
Лайтнер задумался.
– Когда вы прочтете материалы, – после минутного
молчания вновь заговорил он, – мы непременно продолжим этот разговор и
обсудим ваши дальнейшие действия. Не спешите отказываться. По крайней мере,
прислушайтесь к моему совету.
– Сдается мне, что у вас есть личный страх перед
Роуан, – так?
Лайтнер сделал большой глоток кофе. Внимательно оглядел
тарелку. За весь завтрак он не съел ничего, кроме кусочка печенья.
– Не уверен, – ответил он. – Моя единственная
встреча с Роуан состоялась при весьма необычных обстоятельствах. И честное
слово, могу поклясться…
– В чем?
– Мне показалось, что ей отчаянно хотелось поговорить
со мной. Точнее, хоть с кем-то поговорить. Однако в следующий же момент я
почувствовал в ней какую-то враждебность, причем враждебность ко всему и вся,
словно в этой женщине было заключено нечто сверхъестественное, словно ее
переполняло нечто инстинктивно чуждое остальным людям. Понимаю, мое
предположение кажется вам, мягко говоря, странным. Разумеется, в Роуан нет
ничего сверхъестественного. Но если мы задумаемся и будем рассматривать наши
экстрасенсорные способности как некие мутации, то можно будет с полным правом
сказать, что Роуан действительно отличается от других людей – как, скажем, одна
порода птиц отличается от другой. Иными словами, я ощутил ее непохожесть…
Лайтнер замолчал. Только сейчас он заметил, что Майкл сидит
за столом в перчатках.
– Не хотите попробовать обходиться без них? Полагаю, я
смогу научить вас блокировать образы. На самом деле это не так сложно, как вам…
– Я хочу получить досье, – перебил его Майкл.
Он вытер рот салфеткой и допил кофе.
– Разумеется. И вы его немедленно получите, – со
вздохом ответил Эрон.
– Я могу сейчас же отправиться в свою комнату? Да, еще
одна просьба. Нельзя ли попросить, чтобы мне принесли туда еще немного этого
восхитительного кофе и горячего молока.
– Конечно.
Эрон проводил Майкла к выходу с террасы, остановившись лишь
затем, чтобы распорядиться насчет кофе, а затем по широкому центральному
коридору они дошли до дверей комнаты.
Темные шторы из узорчатого шелка, закрывавшие широкие окна
со стороны фасада, были подняты, и в комнату лился мягкий летний свет,
приглушенный листвой деревьев.
На огромной кровати лежал портфель с кожаной папкой,
содержащей досье.
– Ну вот, друг мой, – сказал Эрон. – Кофе вам
принесут без стука, чтобы не отвлекать от чтения. Если хотите, устраивайтесь на
балконе. И прошу вас, читайте внимательно. Если я понадоблюсь, телефон у вас
под рукой. Достаточно назвать телефонистке мое имя. Я буду всего лишь через две
комнаты от вас. Попытаюсь немного поспать.
Майкл снял пиджак и галстук, ополоснул в ванной лицо и как
раз доставал из чемодана сигареты, когда принесли кофе.
Его удивило и несколько раздосадовало неожиданное
возвращение Эрона. Тот отсутствовал не более пяти минут.
Выражение лица Лайтнера было крайне озабоченным. Он попросил
молодого слугу поставить поднос на столик в углу, подождал, пока тот выйдет и
плотно прикроет за собой дверь, и только после этого заговорил:
– Плохие новости, Майкл.
– О чем вы?
– Я только что звонил в Лондон, чтобы узнать, нет ли
для меня каких-либо сообщений. Оказывается, они пытались связаться со мной и
сообщить, что мать Роуан умирает. Они звонили в Сан-Франциско. Но к тому
времени я уже уехал из города.
– Роуан непременно должна узнать об этом.
– Поздно, Майкл. Дейрдре Мэйфейр умерла сегодня около
пяти утра. – Его голос слегка дрогнул. – Вероятно, в то самое время,
когда мы с вами разговаривали.
– Ужасная новость для Роуан, – сказал
Майкл. – Вы не представляете, как она расстроится. Вы даже не можете
представить…
