Отец Мэттингли злился на самого себя. Но ведь это
действительно его обязанность – навестить ту семью, прежде чем он вернется к
себе на север. Когда-то он был здесь приходским священником и знал всех членов
этой семьи. Последняя его встреча с мисс Карл состоялась на похоронах мисс
Нэнси – с того дня прошло уже больше года.
А несколько месяцев назад отец Мэттингли получил письмо от
одного из молодых священников – тот сообщал, что состояние Дейрдре Мэйфейр
заметно ухудшается, что руки ее окончательно утратили чувствительность и словно
намертво приросли к груди. Что ж, при подобном заболевании такое не редкость.
Чеки от мисс Карл в адрес прихода продолжали поступать с
обычной регулярностью – раз в месяц она добровольно жертвовала приходу по
тысяче долларов. За годы ее пожертвования составили целое состояние.
По правде говоря, отцу Мэттингли следовало бы к ним зайти,
дабы выразить таким образом свое уважение к семейству и лично поблагодарить за
помощь приходу, как он обычно делал в прошлом.
Нынешние священники не были знакомы с Мэйфейрами и ничего не
знали о их прошлом. Их никогда не приглашали в тот дом. Все они совсем недавно
служат в этом запущенном приходе. Число прихожан заметно уменьшилось,
прекрасные здания двух церквей почти все время заперты из-за участившихся
случаев вандализма, а старые постройки и вовсе превратились в руины.
Отец Мэттингли помнил те давние времена, когда к утренней
мессе собирались толпы прихожан, а в церквах Святой Марии и Святого Альфонса
едва ли не ежедневно венчали новобрачных и отпевали покойников. Он помнил
майские шествия и многолюдные девятины, всенощные на Рождество, когда в церквах
было не протолкнуться. Но все представители старых ирландских и немецких родов
давно перешли в мир иной. А здание закрытой средней школы зияет пустотой
оконных рам, в которых не осталось ни единого стекла.
Старый священник был рад, что приехал сюда совсем ненадолго,
ибо каждый раз глазам его представало все более печальное зрелище. Такое
впечатление, будто здесь миссионерский аванпост. В душе он надеялся, что это
последнее его возвращение на юг.
Однако отец Мэттингли не мог уехать, не повидав ту семью.
«Да, сходи туда. Ты должен это сделать, – убеждал он
себя. – Ты просто обязан посмотреть на Дейрдре Мэйфейр. В конце концов,
разве когда-то она не была твоей прихожанкой?»
Нет ничего предосудительного в его желании проверить
достоверность сплетен, будто Дейрдре пытались поместить в лечебницу, а она
вдруг словно взбесилась и перебила все стекла в окнах, прежде чем снова впасть
в кататонию. Говорят, это случилось всего лишь два дня назад, тринадцатого
августа.
Кто знает, возможно, мисс Карл благосклонно воспримет его
визит.
Но все эти рассуждения отца Мэттингли были не более чем
самообманом. Едва ли мисс Карл отнесется к его появлению с меньшей неприязнью,
чем в прежние времена. С тех пор как его приглашали в этот дом, минула целая
вечность. А Дейрдре Мэйфейр теперь превратилась в «милый пучок морковки», как
однажды изволила выразиться ее сиделка.
Нет, он все-таки пойдет туда – хотя бы из любопытства.
Как же это «милый пучок морковки» смог встать на ноги и
расколотить стекла в окнах высотою в двенадцать футов? Если поразмыслить,
история представляется совершенно неправдоподобной. И почему санитары из
лечебницы не забрали Дейрдре туда? Что им стоило надеть на нее смирительную
рубашку? Разве не случалось подобного в прошлом?
Однако сиделка Дейрдре почему-то не пустила санитаров на
порог и велела им немедленно убираться, заявив, что Дейрдре останется дома и
она вместе с мисс Карл позаботится о несчастной.
О том, что тогда произошло, во всех подробностях рассказал
старому священнику Джерри Лониган. Водитель санитарной машины, принадлежащей
лечебнице, дополнительно подрабатывал за рулем катафалков похоронного заведения
«Лониган и сыновья». Этот человек видел все своими глазами… Осколки летели из
окна прямо на крышу террасы, что находится со стороны фасада. Судя по звукам, в
большой комнате Дейрдре устроила настоящий погром и при этом подняла дикий вой.
Жутко вообразить себе такое – словно видишь воскрешение мертвецов.
Ладно, отца Мэттингли это не касалось. Или касалось?
Боже милостивый, да ведь мисс Карл уже за восемьдесят, хотя
она по-прежнему ежедневно отправляется на работу. И теперь она живет в этом
громадном доме лишь с Дейрдре и приходящей прислугой.
Чем больше отец Мэттингли думал об этом, тем яснее понимал,
что просто обязан туда пойти. Даже если и сам дом, и мисс Карл, и все, что он
знал об этом семействе, не вызывало в душе ничего, кроме отвращения. Да, надо
идти.
В былые времена его отношение к дому на Первой улице было
совсем иным… Сорок два года назад, когда отец Мэттингли впервые прибыл из
Сент-Луиса в этот приход на берегу реки, он находил женщин семейства Мэйфейр
обаятельными – даже грузную и ворчливую мисс Нэнси, не говоря уже о милой мисс
Белл и прелестной мисс Милли. Дом заворожил его бронзовыми часами и бархатными
портьерами. Молодому священнику понравились большие мутноватые зеркала и
закрытые темными стеклами портреты предков, выходцев с Карибских островов.
Отцу Мэттингли импонировали ум и целеустремленность Карлотты
Мэйфейр, угощавшей его кофе с молоком. Они сидели в беседке, в белых плетеных креслах,
за белым плетеным столом, а вокруг стояли вазы с орхидеями и папоротниками.
Отец Мэттингли провел в доме Мэйфейров много приятных дней, беседуя с его
обитательницами на самые разные темы, будь то политика, погода или история
прихода, которую тогда он столь усердно старался узнать и понять. Да, ему
нравились эти люди.
Ему нравилась и маленькая Дейрдре – очаровательная
шестилетняя девочка, которую всего через двенадцать лет постигла столь
трагическая участь. Он не успел узнать ее как следует – слишком короткими были
их встречи. Интересно, написано ли теперь в учебниках по медицине, что
электрошок способен начисто уничтожить память взрослой женщины и превратить ее
в жалкое подобие себя прежней, в бессловесную куклу, тупо глядящую на падающий
дождь, пока сиделка кормит ее с серебряной ложки?
Почему они это сделали? Отец Мэттингли так и не осмелился
спросить. Но они сами упорно внушали ему, что единственной их целью было
излечить Дейрдре от «галлюцинаций». По их словам, стоило ей остаться одной в
комнате, она тут же начинала кричать, обращаясь неизвестно к кому: «Ты это
сделал!» Дейрдре без конца проклинала кого-то за смерть человека, удочерившего
ее незаконного ребенка.
