Он замолчал и надолго припал к бутылке, а когда внутри не
осталось ничего, кроме пены, хрипло рассмеялся и добавил:
– Мэри-Бет могла сколько угодно раздавать эти монеты, и
они всегда к ней возвращались. Об этом она не раз говорила и моей матери лет
пятьдесят назад, когда платила ей за стирку. Мать служила прачкой во многих
богатых семьях, и все оставались довольны ее работой. А мисс Мэри-Бет всегда
платила ей такими монетами.
– Что-то плохо верится, – снова произнес Рэд.
– Тогда я расскажу вам кое-что еще, – Дэйв
наклонился вперед, оперся локтями о стол и, прищурив глаза, буквально впился
взглядом в Рэда Лонигана. – Дом, драгоценные камни, кошелек – все это
взаимосвязано. Причислите сюда же и фамилию Мэйфейр. Как вы думаете, почему
женщины в этом семействе всегда оставляют свою девичью фамилию: за кого бы они
ни выходили замуж, в конце всегда стоит Мэйфейр? Хотите знать причину? Так вот:
ведьмы они, эти женщины! Все без исключения.
Рэд покачал головой и пододвинул свою полную бутылку к
Дейву.
– Говорю вам, это чистая правда, – продолжал тот,
хватая бутылку за горлышко. – Ведьмовство издавна передается у них по
наследству, от поколения к поколению. В те годы люди без конца судачили об
этом. Мисс Мэри-Бет была посильнее Стеллы. – Дейв сделал большой глоток из
бутылки Рэда. – И поумнее, потому что в отличие от Стеллы умела держать
язык за зубами.
– А как ты узнал обо все этом? – спросил Рэд.
Дейв вытащил свой белый мешочек с табаком и зажал его между
пальцами.
– Не найдется ли у вас настоящей сигаретки, святой
отец? – спросил он у Мэттингли.
Рэд усмехнулся.
Отец Мэттингли протянул Дейву пачку «Пэлл-Мэлл».
– Благодарю вас, святой отец. А теперь вот что я тебе
скажу, Рэд. Не подумай, что я хочу увильнуть от ответа на твой вопрос. Обо все
этом я знаю от своей матери, а она – от мисс Мэри-Бет. Это было в двадцать
первом году. Мисс Карлотта только что окончила юридическую школу имени Лойолы.
Все ее поздравляли и хвалили: умница, будет юристом и все такое. А мисс
Мэри-Бет сказала моей матери: «Избрана не Карлотта, а Стелла. Стелла обладает
даром и после моей смерти получит все». Моя мать, понятное дело,
полюбопытствовала, что это за дар. Мисс Мэри-Бет ответила: «Она видела того
человека. Та из нас, которая способна видеть того человека, когда бывает одна,
наследует все».
Отец Мэттингли почувствовал, как у него по спине побежали
мурашки. Прошло уже одиннадцать лет с того дня, как он услышал так внезапно
оборвавшуюся исповедь Дейрдре, но он не забыл ни слова из рассказа девочки. Они
называют его «тот человек»…
Отец Лафферти гневно смотрел на Дейва.
– «Видеть того человека?» – холодно спросил он. –
Ради всего святого, что означает эта чепуха?
– Мне кажется, отец, что благочестивый ирландец вроде вас
не нуждается в объяснениях. Разве не известно, что ведьмы величают дьявола
человеком? Кто не знает, что именно так они называют его, когда он приходит
посреди ночи подбивать их на разные злые дела, о которых и говорить-то
противно? – Дейв снова издал хриплый, нездоровый смешок, потом достал из
кармана грязный платок и высморкался. – Женщины семейства Мэйфейр –
ведьмы, и не мне вам об этом говорить, отец. Они были ведьмами и остаются
таковыми. Ведьмовство – их наследственный дар. Помните старого мистера Джулиена?
Я-то его хорошо помню. Он был в курсе всего – так мне говорила мать. И вы
знаете, что это правда, святой отец.
– Что ж, это действительно наследие, – сердито
проговорил отец Лафферти. – Это наследие невежества, завистничества и
душевной болезни! Вы когда-нибудь слышали о подобных вещах, Дейв Коллинз?
Слышали о ненависти между сестрами, о зависти или безжалостном честолюбии?
Не дожидаясь ответа, старый священник встал и пошел прочь,
пробираясь меж группами празднующих.
Отец Мэттингли был ошеломлен вспышкой гнева отца Лафферти.
Уж лучше бы тот просто посмеялся, как Дейв Коллинз.
А Дейв Коллинз к этому времени прикончил и бутылку Рэда.
– Рэд, не повторить ли еще парочку? – спросил он,
переводя взгляд то на Рэда, то на отца Мэттингли.
Рэд равнодушно взирал на пустые бутылки. Потом медленно
извлек из кармана смятую долларовую бумажку.
В тот вечер, перед сном, отцу Мэттингли вспомнились книги,
которые он читал в семинарии… Высокий человек, смуглый человек, обходительный
человек, инкуб, который появляется по ночам… великан, главенствующий на шабаше!
Священник вспомнил пожелтевшие картинки в одной из книг: мастерски
нарисованные, но ужасные по своему содержанию.
– Ведьмы, – прошептал отец Мэттингли, погружаясь в
сон.
«Отец, она говорит, что он – истинный дьявол. Что даже
смотреть на него – это грех».
Он проснулся еще до рассвета, и в ушах его по-прежнему
отчетливо звучал сердитый голос отца Лафферти: «…завистничество… душевная
болезнь…» Может, это и есть правда, скрытая между строк? Священнику казалось,
что в узор головоломки вставлен недостающий кусок. Теперь он почти наяву видел
всю картину. Дом, управляемый железной рукой, дом, в котором прекрасные, полные
духовных устремлений женщины встречали свой трагический конец. И все же что-то
по-прежнему не давало священнику покоя… «Они все его видят, отец…» Цветы под
ногами… крупные белые гладиолусы и тонкие ветви папоротника. Отец Мэттингли
словно воочию видел, как давит их ботинком.
Дейрдре Мэйфейр отказалась от своей дочери. Она родила ее в
новой благотворительной больнице седьмого ноября. В тот же день Дейрдре
поцеловала дитя и передала дочку в руки отца Лафферти. Тот совершил обряд
крещения новорожденной и поручил ее заботам родственницы из Калифорнии,
собиравшейся удочерить ребенка.
Но Дейрдре поставила одно непременное условие: ее девочка
должна носить фамилию Мэйфейр и никогда, ни при каких обстоятельствах эта
фамилия не может быть изменена. В противном случае, заявила Дейрдре, она не
подпишет необходимые бумаги. На том же настаивал и ее старый дядя Кортланд.
Даже отцу Лафферти не удалось уговорить ее переменить решение. Дейрдре
требовала, чтобы это условие было при ней зафиксировано в свидетельстве о
крещении. А несчастный старый Кортланд Мэйфейр – замечательный джентльмен – был
к этому времени уже мертв. То страшное падение с лестницы стоило ему жизни.
