Беда в том, что зачастую Роуан и сама себя не понимала. А
что бы сказали ее коллеги о мужчинах, которым она отдавала предпочтение, о всех
этих мужественных защитниках закона и героях борьбы с огнем – полицейских и
пожарных? Как правило, Роуан находила себе партнеров в шумных, но не
пользующихся дурной репутацией окрестных барах – мужчин крепких, с грубоватым
голосом, мощным торсом и сильными руками… Да… знали бы ее коллеги о том, какие
любовные сцены разыгрываются подчас в нижней каюте «Красотки Кристины»… И
зачастую свидетелем их оказывается свисающий с крюка на стене полицейский
револьвер тридцать восьмого калибра в черной кожаной кобуре.
А беседы, которые они вели… Нет, правильнее назвать их
монологами, ибо эти мужчины, как и нейрохирурги, отчаянно нуждались в человеке,
готовом внимательно выслушать их исповедь, повествование об опасностях и
геройских поступках, о мастерстве и сноровке. Форменные рубашки этих людей
пахли мужеством. А их рассказы звучали как песни о жизни и смерти.
Почему она выбирала именно таких мужчин? Именно этот вопрос
задал ей однажды Грэм и довольно резко добавил:
– Неужели они нравятся тебе своей тупостью, невежеством
и бычьими шеями? А что будет, если один из них когда-нибудь съездит своим
мясистым кулаком тебе по физиономии?
– Что будет, то и будет, – холодно ответила Роуан,
даже не потрудившись обернуться и взглянуть Грэму в глаза– Между прочим, они не
позволяют себе ничего подобного. Они спасают жизни – и этим мне нравятся. Я
люблю героев.
– Такая болтовня пристала разве что глупой
четырнадцатилетней девчонке, – язвительно бросил Грэм.
– Ошибаешься, – ответила Роуан. – Когда мне
было четырнадцать, я считала героями адвокатов вроде тебя.
В глазах Грэма мелькнула горечь, и он отвернулся… Теперь,
более чем через год после его смерти, перед Роуан вновь на мгновение возникло
его лицо, подняв в душе волну такой же горечи. Вкус Грэма, запах Грэма и,
наконец, Грэм в ее постели… Ведь если бы Роуан так и не уступила ему, он ушел
бы из дома еще до смерти Элли.
– Только не говори, что ты никогда этого не
хотела, – сказал он ей тогда, лежа на мягкой пуховой перине в каюте
«Красотки Кристины». – Пошли они ко всем чертям, эти твои борцы с огнем и
копы.
Нет, давно пора прекратить вести с ним мысленный спор…
«Перестань думать о нем, – в который уже раз приказала себе Роуан. –
Элли даже не подозревала, что ты ему отдалась, и не знала причин, побудивших
тебя это сделать. Главное, что Элли так и осталась в неведении. А сейчас ты не
в доме Элли. И даже не на борту подаренной тебе Грэмом яхты. Вокруг тебя безопасный,
спокойный стерильный мир. А Грэм мертв и похоронен на маленьком кладбище в
Северной Калифорнии. И не важно, как он умер, потому что правду об этом тоже не
знает никто. Не впускай его дух в машину, когда садишься в нее и поворачиваешь
ключ зажигания, – ее вообще следовало бы давным-давно продать. Не позволяй
его духу присутствовать в сырых и холодных комнатах еще недавно вашего общего
дома…»
Тем не менее Роуан упорно собирала все новые и новые
доказательства в свою защиту и мысленно продолжала бесконечный спор с Грэмом,
смерть которого навсегда лишила ее реальной возможности высказаться. Ненависть
и ярость породили в воображении девушки некий призрак приемного отца – с ним
она и вела беседы. Постепенно призрак слабел и таял, однако по-прежнему подстерегал
ее в самых неожиданных местах и даже здесь, в тихих коридорах ее уютного мира.
Ах, как бы ей хотелось заявить Грэму прямо в лицо: «Я в
любой день могу снова найти таких мужчин. Я приму их вместе с их эго и
вспыльчивостью, с их невежеством и бесшабашным чувством юмора. Я приму их
грубость, их бесхитростную и страстную любовь к женщинам и их страх перед
представительницами противоположного пола. Я готова терпеливо слушать их
нескончаемые рассказы. Слава Богу, в отличие от нейрохирургов они не ждут от
меня никаких ответных слов. Этих мужчин вообще не интересует, кто я такая. Я
могу назваться специалисткой по ракетам, шпионкой высокого ранга, колдуньей с
тем же успехом, что и нейрохирургом». Роуан представила удивленный взгляд и
вопрос: «Ты чего, в самом деле копаешься в человеческих мозгах?»
Зачем ей самой нужно все это?
Надо признаться, сейчас Роуан понимала «мужской вопрос»
лучше, чем в момент их разговора с Грэмом. Она осознала взаимосвязь между собой
и героями в форме. Когда она входила в операционную, надевала перчатки и брала
в руки микрокоагулятор и микроскальпель, это напоминало проникновение в горящий
дом или появление в разгар семейного скандала, чтобы выбить оружие из рук
обезумевшего главы семейства и спасти его жену и ребенка.
Сколько раз Роуан слышала, как нейрохирургов сравнивали с
пожарными, хотя зачастую в таком сравнении таилась замаскированная критика.
Различие заключалось только в том, что за операционным столом твоя жизнь не
поставлена на карту. Да, черт побери, не поставлена. Но все равно, если ты
будешь допускать один промах за другим, если серьезные ошибки будут повторяться
часто, ты непременно погибнешь, как если бы на тебя обрушилась горящая крыша.
Ты выживаешь, лишь будучи блестящим специалистом, мужественным и совершенным,
поскольку другого способа выжить попросту нет, и каждое мгновение в
операционной – это смертельное испытание.
Да, именно мужество, потребность в стрессовых ситуациях и
любовь к оправданной обстоятельствами опасности сближали Роуан с ее
избранниками. Наверное, поэтому ей так нравилось ощущать на себе тяжесть тел
этих грубых мужчин, целовать и ласкать их самым беззастенчивым образом.
Немаловажно и то, что не было необходимости вести с ними
умные беседы.
Но что толку в понимании, если вот уже несколько месяцев –
да почти полгода! – она никого не звала к себе в постель? Иногда Роуан
вдруг приходила в голову мысль: а что об этом думает «Красотка Кристина»?
Может, шепчет ей в темноте: «Роуан, где же наши мужчины?»
Чейз, светловолосый полицейский с оливкового цвета кожей,
сильный как жеребец, до сих пор оставлял ей сообщения на автоответчике. Но у
Роуан не было времени ему позвонить. А он, надо признаться, очень приятный
парень, да к тому же и книги любит читать. Однажды у них с Роуан даже состоялся
настоящий разговор, когда она мимоходом упомянула о том, что в отделение
экстренной помощи поступила женщина, в которую стрелял собственный муж. Чейз
тут же зацепился за эту тему и рассказал столько всевозможных случаев,
связанных со стрельбой и ударами ножом, что вскоре Роуан была сыта ими по
горло. Может, поэтому она и не звонила ему? Скорее всего.
