И все же лучше всего воздержаться от откровений, дабы не
услышать в ответ пересказ каких-нибудь сплетен. К тому же прошло столько лет –
ее мать могла выйти замуж и родить еще семерых детей. Так зачем ворошить
прошлое? Лишние разговоры только причинят вред. Вся жизнь Роуан прошла вдали от
Нового Орлеана, и она не питала зла по отношению к той, что дала ей жизнь, но
не оставила в памяти ни имени, ни лица. В душе царило лишь мрачное, безнадежное
чувство тоски. И Роуан промолчала.
Англичанин долго и внимательно разглядывал Роуан,
совершенно, кажется, не шокированный ни бесстрастным выражением лица стоявшей
перед ним женщины, ни ее неизменным молчанием. Когда Роуан вернула карточку, он
изящным жестом взял маленький картонный прямоугольник и, прежде чем спрятать,
еще какое-то время подержал в руке, словно надеясь, что собеседница передумает.
– Как бы мне хотелось поговорить с вами, –
продолжал тем временем Лайтнер. – Интересно, как живет человек, по воле
судьбы оказавшийся так далеко от дома, вырванный с корнем из родной
почвы… – Немного помедлив, он многозначительно добавил: – Когда-то я знал
вашу мать.
Англичанин умолк, словно сознавая, какое впечатление
произвели его слова – столь неуместные в данных обстоятельствах. Если он хотел
ударить ее этими словами, трудно было выбрать более подходящий момент. Но Роуан
по-прежнему неподвижно стояла, засунув руки в карманы куртки. И хотя последняя
фраза Лайтнера всколыхнула в душе бурю эмоций, внешне она никак их не проявила.
«Он знал мою мать?»
Господи, ну почему все так ужасно?! И этот джентльмен с
сияющими голубыми глазами, такой заботливый и терпеливый, и ее молчание, всегда
служившее завесой, отгораживающей ее от окружающего мира. Откровенно говоря, в
тот момент Роуан просто не в силах была вымолвить хоть слово.
– Мне бы доставило огромное удовольствие пригласить вас
на ленч или, если время не позволяет, хотя бы чего-нибудь выпить. Как видите, я
совсем не злодей. Есть одна очень длинная история…
И снова интуиция подсказала Роуан, что он говорит правду!
Она уже готова была принять приглашение, чтобы поведать ему
о себе и расспросить его о своих неведомых родственниках. В конце концов, не
она искала этого англичанина – это он нашел ее и предложил поделиться с ней
информацией. В тот момент Роуан испытывала сильное искушение откровенно
рассказать обо всем, даже о своих таинственных способностях, словно загадочный
мистер Лайтнер оказывал давление на ее разум, безмолвно побуждая открыться,
впустить его в самые потаенные уголки сознания. Похоже, этот человек испытывал
к ней неподдельный интерес. Глубоко личная, искренняя заинтересованность,
проявленная без малейшего злого умысла, согревала душу Роуан, как в зимний
холод согревает тепло очага.
Картины, свидетели, все самые потаенные ее мысли о тех
событиях неожиданно захлестнули Роуан.
«За свою жизнь я убила троих. И точно знаю, что способна
убивать гневом. Вот что происходит в жизни „человека, вырванного, как вы
изволили выразиться, с корнем из родной почвы“! Известны ли вам подобные случаи
в истории рода Мэйфейр?»
Неужели англичанин действительно вздрогнул, бросив на нее
мимолетный взгляд? Или ей это только показалось и во всем виноваты косые лучи
заходящего солнца, отражающиеся в его глазах?
Но Роуан не могла решиться. Они стояли над могилой женщины,
которой она дала обещание никогда не возвращаться в Новый Орлеан и не пытаться
выяснить правду о своем происхождении. Эта женщина окружила ее заботой и
любовью и, быть может, сделала для нее больше, чем могла бы сделать родная
мать… Перед глазами Роуан вновь всплыли очертания комнаты, где умирала Элли, а
в ушах зазвучали едва слышные, мало похожие на человеческие стоны боли… «Обещай
мне, Роуан… Даже если они напишут тебе… Никогда… никогда…» – «Ты же моя мать,
Элли. Моя единственная мать. Разве я могу желать большего?»
В последние недели агонии Элли Роуан особенно страшилась
своей загадочной разрушительной силы. Что, если в состоянии гнева и горя она
обратит ее против слабеющего тела Элли и тем самым раз и навсегда прекратит
невыносимые и бессмысленные муки? «Я могла бы убить тебя, Элли. Я могла бы
избавить тебя от страданий. Уверена, что могла бы. Я отчетливо ощущаю, как
таящееся внутри меня нечто словно замерло в томительном ожидании сигнала к
действию».
Так кто же она все-таки? Неужели ведьма? Нет, невозможно –
ведь она целительница, а не разрушительница! И, как у всех людей, у нее есть
право выбора!
Англичанин стоял ошеломленный, не сводя с Роуан
внимательного, изучающего взгляда. Такое впечатление, что он каким-то образом
подслушал ее мысли, ибо вслух она не произнесла ни слова. Но разве такое
возможно?! А он словно говорил в ответ: «Я вас понимаю». Нет, это, конечно,
всего лишь иллюзия. На самом деле ничего этого не было, и губы Лайтнера даже не
шевельнулись.
Измученная, отчаявшаяся разрешить все эти загадки, Роуан
резко повернулась и в полном замешательстве направилась к выходу с кладбища.
Наверное, он сочтет ее невоспитанной грубиянкой или – еще того хуже –
сумасшедшей. Ну и пусть, не все ли равно? Кто он такой – Эрон Лайтнер? Роуан
даже мельком не взглянула на протянутую им визитную карточку и почти сразу
вернула ее владельцу. Так почему же тогда ей так хорошо запомнилось его имя?
Возможно, причина в нем самом, в обаянии его личности, но скорее всего – в том,
о чем он говорил, в его очень и очень странных речах…
Прошло уже несколько месяцев с того ужасного дня, когда
Роуан приехала домой, открыла стенной сейф и вытащила оттуда бумагу, которую
адвокат Элли вручил ей для подписи.
«Я, Роуан Мэйфейр, в присутствии нижеподписавшегося
свидетеля торжественно клянусь перед Богом в том, что никогда не вернусь в
Новый Орлеан, город, в котором родилась, и не стану пытаться получить
какие-либо сведения о моих биологических родителях. Клянусь в том, что буду
пресекать любые контакты с семейством Мэйфейр, кто бы из тех, кто носит эту
фамилию, ни обратился ко мне по какой бы то ни было причине или под каким бы то
ни было предлогом…»
Роуан снова и снова вчитывалась в текст обязательства в
надежде постичь то, что скрывалось между строк, но тщетно: истинный смысл
написанных слов по-прежнему оставался нераскрытым. Однако она не могла не
исполнить желание Элли. И Роуан подписала это обязательство. Свидетелем был
адвокат Милтон Крамер. Заверенная копия документа отправилась в его архив.
Интересно, думала иногда Роуан, вглядываясь в лицо Майкла
Карри, улыбающееся с журнального снимка, который она вырезала и прикрепила к
зеркалу, вспоминает ли он вот так, как сейчас она, события своей жизни?
