Слишком долгое копание в собственных ошибках еще никого не
сделало хорошим нейрохирургом. Гораздо правильнее, с точки зрения Роуан,
признать ошибку как свершившийся факт, подумать, как избежать подобных промахов
в будущем, и продолжать жить дальше. Во всяком случае, именно так она всегда
поступала в аналогичных обстоятельствах.
Роуан критически проанализировала свое состояние:
одиночество, грусть, необходимость поделиться с кем-то своими тревогами – все
это вместе и заставило ее броситься в объятия Майкла. К тому же роль утешителя
явно доставляла ему наслаждение. Все эти причины и свели их вместе, совершенно
непредвиденным образом глубоко окрасив новые отношения неожиданными оттенками.
Потом Роуан стала снова думать о Майкле.
До сих пор у нее не было любовников такого возраста, и она
даже представить себе не могла, что на свете существуют столь полное
бескорыстие и абсолютная бесхитростность, какие явственно сквозили в словах и
поступках Майкла. Роуан оказалась совершенно неподготовленной к этому и была
буквально зачарована мягкостью и добротой встретившегося на ее пути мужчины.
Что же касается его мастерства в постели, то оно было почти на уровне
совершенства. Как и Роуан, он предпочитал жесткий и спонтанный секс, что-то
вроде взаимного изнасилования… Как жаль, что нельзя прямо сейчас повторить
пройденное.
Роуан слишком долго приходилось порознь удовлетворять свои
духовные и телесные потребности: первые – за операционным столом, а вторые – с
малознакомыми партнерами. Внезапно появившаяся возможность одновременно
удовлетворить и то и другое с добросердечным, умным, неотразимо обаятельным
мужчиной, обладавшим превосходной фигурой и притягательным сочетанием каких-то
загадочных психологических проблем и экстрасенсорных способностей, оказалась
слишком неожиданной. Роуан покачала головой и тихо рассмеялась, потягивая кофе.
– Диккенс и Вивальди, – прошептала она. –
Возвращайся ко мне, Майкл, прошу тебя. Возвращайся скорее.
Человек, выловленный ею из океанских вод, оказался поистине
бесценным подарком.
Но что будет с ним дальше, даже если он вернется оттуда
незамедлительно? Навязчивая идея относительно видений, новоорлеанского дома и
какой-то цели была для него губительной. И более того, у Роуан было ясное
ощущение, что он не приедет в Сан-Франциско.
Размышляя о Майкле под теплым послеполуденным солнцем, она
ничуть не сомневалась, что он уже успел прилично нагрузиться, а к тому моменту,
когда доберется до своего таинственного дома, станет еще пьянее. Конечно, было
бы куда лучше, если бы Роуан сопровождала его в пути и помогала справиться с
превратностями и неожиданностями этого путешествия.
Ей вдруг пришло в голову, что она дважды бросила Майкла:
первый раз, когда слишком поспешно передала его береговой охране, а второй –
сегодня, когда позволила лететь в Новый Орлеан одному.
Разумеется, едва ли кто-либо мог ожидать, что она полетит
вместе с Майклом в Новый Орлеан. Но никто и не знал, какие чувства они
испытывают друг к другу.
Роуан долго раздумывала над природой видений Майкла и не
пришла к какому-либо окончательному выводу, кроме того, что они никак не
связаны с физиологией. Ее пугала и приводила в растерянность их удивительная
детальность и в то же время загадочность. Кроме того, при встрече с любым злом
простодушие и наивность Майкла могли сослужить ему плохую службу. Добро он
понимал лучше, нежели зло.
И еще одно. Почему, когда они ехали из Сан-Франциско, он
задал такой странный вопрос: не пыталась ли она каким-то образом его
предостеречь?
Когда Майкл коснулся ее руки, он увидел смерть Грэма. Вполне
объяснимо, потому что в тот момент она думала именно о ней. И воспоминание было
мучительным. Но на каком основании Майкл воспринял это как намеренное
предостережение? Что, если он смог открыть в ее душе нечто такое, о чем сама
она даже не подозревала?
Чем дольше Роуан сидела на солнце, тем яснее понимала, что
не способна четко мыслить, что не в состоянии выдержать разлуку с Майклом, ибо
тоска по нему терзала душу.
Роуан поднялась в свою комнату и направилась в ванную, чтобы
принять душ. И вдруг до нее дошло, что, ложась с Майклом в постель, она напрочь
забыла о противозачаточных средствах. Она не впервые допускала такую глупость,
но вот уже много лет ничего подобного с ней не случалось.
Что ж, что случилось, то случилось. Роуан повернула кран и
прислонилась спиной к плиткам стены, подставив тело под водяные струи. Она
представила, что у нее может быть ребенок от Майкла. Безумная мысль. Роуан не
хотела иметь детей. Никогда. Она снова вспомнила об утробном плоде в
лаборатории, опутанном проводами и трубками. Нет, ее предназначение – спасать,
а не давать жизнь. И что теперь? Недели две она подергается, а потом, когда
узнает, что беременности нет, все пойдет своим чередом.
Когда Роуан вышла из душа, ее нестерпимо клонило в сон –
мысли путались, она с трудом сознавала собственные действия. Возле постели
валялась брошенная Майклом рубашка – он стянул ее с себя в прошлую ночь.
Обычная рубашка синего цвета, какие носят на каждый день, но накрахмаленная и
выглаженная не хуже той парадно-выходной, которая ей вчера понравилась. Роуан
аккуратно сложила ее и легла, прижав к себе синий сверток, словно любимое
детское одеяльце или мягкую игрушку.
Так она проспала шесть часов.
Едва проснувшись, Роуан поняла, что не может оставаться одна
в доме. Казалось, что каждый предмет в нем хранит на себе отпечаток Майкла, его
тепло. Роуан слышала его голос, его смех, его широко распахнутые голубые глаза
бесхитростно смотрели на нее сквозь роговые очки, а затянутые в перчатки руки
нежно касались ее тела и лица.
После его отъезда дом казался еще более пустым, а ждать от
него звонка было еще слишком рано.
Роуан позвонила в клинику. Разумеется, там требовалось ее
присутствие – это же субботний вечер в Сан-Франциско! Операционные в
Центральной больнице города были уже переполнены. В травматологический центр
университетской клиники поступали жертвы катастрофы: на сто первом шоссе
столкнулись сразу несколько машин. Как обычно, были и пациенты с огнестрельными
ранами.
К моменту приезда Роуан в клинику пациентка уже находилась в
операционной. Ассистенты подключили все необходимое оборудование и сделали
анестезию… Пока Роуан мыла руки, интерн докладывал о состоянии ее будущей
подопечной. Женщину пытались убить топором. Большая потеря крови. Доктор
Симмонс уже вскрыл черепную коробку…
Войдя в холодную, точно ледник, операционную, Роуан
заметила, как Симмонс облегченно вздохнул.
