— Ты что же, думаешь, в оппозиции только старичье замшелое было? Или что никто себе смену не воспитывал? А, Всеволод? Или перебежчиков, что про наши дела могли там рассказать, у нас не было? Вроде Люшкова, чтоб ему сейчас шило в печень воткнулось! Тоже, кстати, с Дальнего Востока, из диких, так сказать, мест… — Берия не зря упомянул бывшего полпреда НКВД по Дальнему Востоку. После бегства «верного ежовца» к японцам мало того, что пришлось отбрехиваться в международной прессе, так еще и перетрясать всю структуру наркомата в регионе. А сколько проблем было у военных!
[38]
— Нет! — твердо ответил Меркулов. — Я, признаюсь, много думал над их «хитрыми посланиями» и пришел к выводу, что они знают слишком много для посторонних. Причем хочу обратить ваше внимание, об операциях разных отделов. Подробности, которые они упоминают, вряд ли широко известны. Скорее наоборот — мало кому известны. Я думаю, даже у Успенского
[39]
не было полного допуска к такого рода информации.
— Вот и найди, у кого мог быть! Если только это не люди из разных управлений в одну стаю сбились… Джангджава, — на кавказский манер назвал нарком начальника УНКВД Белоруссии, — что говорит?
— Сообщает, что с частью сотрудников, особенно приграничных «территориальщиков», да и из центрального аппарата, связь была потеряна сразу после начала войны. Допускает, что какое-то количество могло перейти на нелегальное положение. Многие, говорит, могут начать поднимать старые связи, еще со времен польской войны. Еще сказал, что в нашем отряде, который непосредственно со «Странниками» контактирует, у него есть верный человек.
— А остальные что, неверные? — усмехнулся нарком.
— Он, наверное, имел в виду…
— Да понимаю, что он имел в виду! — перебил заместителя Берия. — Но пока это все нам никак не помогло. Что представители Наркомата обороны ответили?
— Посетовали, что, как и у нас, со многими сотрудниками связь прервалась. И еще благодарили…
— За что это?
— Они, когда информацию от группы по нашим запросам проверять начали, на многие интересные вещи вышли. Фитин говорил, они к нему потом с дополнительными запросами обращались.
— Да уж… — задумчиво поправил пенсне Берия. — А подтверждение?
— Шестьдесят процентов информации после доппроверки подтверждено, а на остальное дословно ответили: «Ну и высоко у вас источники летают, нам туда ходу нет!»
— Прямо так и сказали? — недоверчиво приподнял бровь генеральный комиссар.
— Фитин специально на это внимание обратил, а его дотошность вы знаете, Лаврентий Павлович.
— Знаю, знаю… — И они оба рассмеялись, вспомнив, какой переполох случился среди людей причастных, когда неделю назад от «Странников» пришла очередная шифровка, в которой сообщалось о совещании высшего командного состава немцев, состоявшемся четвертого августа, и упоминалось, что на этом сборище присутствовал сам Гитлер! Дело дошло даже до заседания Комитета Обороны. Один из высокопоставленных генералов в сердцах высказался в том духе, что, мол, если б знали раньше, то во время совещания он бы Минск в щебенку раскатал бомбардировщиками. На что сам Сталин спокойно поинтересовался: «А что же вы Берлин не раскатаете? Насколько я знаю, Гитлер там намного чаще бывает, чем в столице Советской Белоруссии». Генерал спал с лица и принялся мямлить что-то в свое оправдание.
— И еще… Я поручил нашим сотрудникам проверить некоторые из сведений, полученных от «Странников», так сказать, втемную. У гражданских специалистов, дипломатов…
— Так, так, — увлеченно побарабанил пальцами по столу Берия. — И что же они сказали?
— Один из сотрудников НКПС,
[40]
в тридцать девятом он работал в Белоруссии, в том числе и на освобожденных территориях, проанализировал данные по транспортным перевозкам.
— И каково мнение специалиста?
— Для диверсий наши герои выбрали очень удачные объекты. Они определили узкие и в то же время уязвимые места транспортной сети и нанесли удар именно туда.
— Продолжай, Всеволод!
— Один из нкидовцев,
[41]
человек опытный, с отменной эрудицией, по просьбе нашего сотрудника ознакомился с некоторыми фрагментами текстов, написанных фигурантами, а также со свидетельствами, где описывается их речь.
— И к какому выводу он пришел?
— Я зачитаю? — И в ответ на приглашающий жест Берии Меркулов достал из папки несколько листов: — «…учитывая некоторые особенности предъявленных фрагментов, можно с уверенностью сказать, что составивший их владеет несколькими европейскими языками, в частности: английским и немецким. В то же время некоторые речевые обороты и общая структура предложений свидетельствуют о том, что русский язык является для писавшего этот текст родным, или же автор владеет им как родным».
