Если человек с надеждой и отчаянием пристально смотрит на телефон, то скорее всего по двум причинам. Первая: он страстно желает, чтобы телефон зазвонил, чтобы свершилось наконец чудо и в трубке раздался голос любимой или менеджера, предлагающего занять вожделенную вакансию. Вторая: он, напротив, не хочет, чтобы телефон зазвонил: «Vade retro
[54]
, сатана и его нечистая сила! Господи, избавь меня от искушения сия!»
Пока пицца была теплой, Серафину удавалось сдерживать порыв набрать телефонный номер, который помнил наизусть. Способ абсурдный, но эффективный: он брал пиццу и откусывал от нее, пальцы пачкались в томатном соке… Еще кусок, еще – и желание позвонить ослабевало. Можно сказать, Тоусом руководили противоречивые импульсы: отвращение к пицце и безумное стремление позвонить.
Сколько времени провел он сидя за роялем, не касаясь клавиш и давясь остывшей пиццей? Много. И грязь вокруг являлась результатом безнадежных попыток заставить себя мыслить здраво: благие усилия неизбежно заканчивались тем, что перед его мысленным взором возникала табличка на двери красного цвета, где готическим шрифтом было начертано: «Нуэво-Бачелино». Серафин на собственном опыте познал, каким образом люди опускаются до свинского состояния. В некоторых американских фильмах встречается эпизод: персонаж сутками не выходит из дома, сидит неодетый, отгородившись от всего света непроветриваемой, дурно пахнущей квартирой, в окружении пепельницы, переполненной окурками, пустых бутылок из-под бурбона и коробок от еды, заказанной на дом по телефону, причем обычно это chop suey
[55]
либо пицца. Дом превращается в настоящую выгребную яму, куда любой, даже всеми уважаемый человек может свалиться в самый неожиданный момент своей жизни. Жилище Серафина Тоуса приближалось к кинематографическому образу, ведь так просто скользить вниз по наклонной плоскости! К счастью, Серафин не курил и не употреблял алкоголя, по меньшей мере эти спутники деградации пока не грозили ему. Так что в данной сцене отсутствовали и кислый запах от тысячи выкуренных сигарет, и бутылки, опустошенные для удовлетворения не аномальной потребности в жидкости, но ужасной, пагубной тяги оглушить себя до бесчувствия. Однако плачевный вид и прочие признаки свидетельствовали о том, что Серафин неумолимо скатывался в преисподнюю.
Наступила ночь, Серафин не включил свет, не изменил ни места пребывания, ни позу, комната освещалась лишь отблесками уличных огней. Так лучше. Никто, включая самого Тоуса, не увидел, как отрастает щетина у него на лице, как стекленеющие глаза приобретают безжизненное выражение. В какую же дурацкую ситуацию он попал! Какой-то (без сомнения, великий) мудрец изрек: «Единственный способ побороть искушение – поддаться оному». Чего легче, кажется, – набрать проклятый номер «Нуэво-Бачелино»! А почему бы и нет? Это и впрямь очень просто. Сначала поднять телефонную трубку, затем пальцем нажать заветные кнопки, дальше остается только произнести твердо и бесстрастно:
– Добрый вечер. Это клуб «Нуэво-Бачелино»? Послушайте, меня зовут… – Тут Серафина одолевали сомнения; даже в воображаемом разговоре он не осмеливался произнести собственное имя. – …Меня зовут… Я – ваш клиент. Мне хотелось бы побеседовать с одним из юношей, его имя Хулиан. Вы можете пригласить его к аппарату?
Да, это можно сделать с легкостью, более того, с удовольствием, однако Серафин Тоус потянулся не к телефону, а к коробке с пиццей: утопающий хватается за соломинку, словно она способна спасти его. Он зубами оторвал кусок давным-давно остывшего продукта. Сыр стал похож на резину, помидоры приобрели горький привкус, а тесто, почему-то раздувшись, застряло в горле… Серафин почувствовал тошноту, ох, ему так плохо, что того гляди вырвет. Ну и пусть, может быть, тогда хоть отчасти прочистится его блядское нутро!
Грубое слово, такое не характерное для его речевого органа, отрезвило непьющего Серафина. Он выпрямился и зарыскал взглядом, словно провинившийся ребенок: фотография жены исчезла с рояля, где стояла еще несколько дней назад, не было ее и на каминной полке, своем постоянном месте в течение многих лет.
– Нора, жизнь моя, где ты?
В этот момент зазвонил телефон.
Серафин подпрыгнул от неожиданности, почудилось, будто сама Нора позвонила ему с того света. Он вытер руку о пижамную куртку, приготовившись снять трубку, и вдруг испугался: «А что, если это он?» Мысль была абсолютно безумная. Кто угодно мог ему позвонить, но только не юный Хулиан, мальчик с коротко остриженными светлыми волосами. Между тем телефон выводил настойчивую трель, и Серафин был вынужден снять трубку:
– Слушаю.
Сначала он не узнал голос. Подождите, подождите, кто это? Ах Адела. Но почему она говорит с ним в таком торопливом пренебрежительном тоне, как со старинным приятелем? Постепенно Серафину удалось освоиться в потоке слов и уяснить их смысл. Оказывается, ему открывается путь спасения – точнее не определишь! Подруга просит, чтобы он поехал с ней на вечеринку, которую муж организует для коллекционеров.
– И не вздумай отказываться, дорогой, даже слушать не хочу, это как раз то, что тебе надо. В последнее время мне совершенно не нравится, как ты выглядишь, пора уже понемногу заканчивать с трауром по Норите. Если захочешь, оставайся еще на два-три дня, позагораешь и побездельничаешь.
Серафину хотелось бы забыть не о жене, а о ком-то другом, но предложение все равно было очень кстати: рояль, пицца, пятна томатного сока, искушение телефоном – все могло исчезнуть вмиг.
– Да, дорогая, с большим удовольствием, – сказал он и удивился: оказывается, у него еще есть воля и желание вырваться из нынешнего кошмара.
– Мы планируем отправиться завтра же. Хочешь, я заеду к тебе и помогу собрать вещи?
Серафин представил Аделу в своем свинарнике и вздрогнул.
– Ни в коем случае, дорогая, у меня все под контролем, – поспешно сказал он и, выслушав новую серию описаний предстоящего званого ужина, быстро положил трубку, словно испугался, как бы до Аделы не долетел запах, исходящий от него.
Потом он застыл, опершись обеими руками на телефон, как на плечо доброго друга: «Какое чудо! Уехать, не важно куда, но уехать!» Одно его смущало – участие в мероприятии Эрнесто Тельди. К мужу Аделы Серафин никогда не испытывал особых симпатий,
Серафин занял прежнюю позу, энергии на то, чтобы расстаться с телефоном и удалиться от рояля, не хватило. Он задумался, почему недолюбливает Эрнесто Тельди, которым все восхищаются, и припомнил ситуации, когда тот, на взгляд Серафина, вел себя не совсем правильно. «Наверное, я ему завидую, – решил Тоус, – все вокруг завидуют Тельди. Поэтому не следует относиться к нему предвзято, особенно теперь, когда судьба преподнесла мне такой подарок, бросила, можно сказать, спасательный круг, В самый нужный момент, в самых катастрофических обстоятельствах. Господи, благослови Аделу, благослови и сохрани, как сохранял доселе, от ее ужасного супруга».
Как ни велика сила сексуального влечения, она ничто перед мощным чувством ненависти, а тем паче презрения. Не успев удивиться этому открытию, Серафин осознал: лишь в минуты размышления о Тельди, ему было хорошо. Взгляд упал на коробку с пиццей. «Нужно навести порядок». Тоус ласково погладил крышку рояля и приподнял ее. Впервые клавиатура не вызвала ассоциации с клубом «Нуэво-Бачелино» и мальчиком ангельского вида, насколько, однако, эффективно подавляет желание плохое отношение к ближнему! И, словно стараясь убедить себя, Серафин глубже погрузился в ненавистные думы о напыщенном, тщеславном муже Аделы. Он поудобнее устроился на импровизированной табуретке и принялся дергать ногой в предвкушении удовольствия от вечеринки, О чудо, плаксивое настроение не возвращалось; больше того, вид фортепианных клавиш не тревожил, прикосновение к ним не вызывало озноба, как прежде. Вот и все. Падение в преисподнюю приостановлено, и, словно демонстрируя данный факт, пальцы заскользили по клавиатуре, выдавая разрозненные аккорды. Абсолютно безобидные, они не уносили его в постыдное прошлое, а, наоборот, усиливали радость, суля приятные события в будущем. Пусть вечеринка окажется скучной, иногда скука бывает весьма кстати. Серафин незаметно для себя начал целеустремленно перебирать клавиши, музыка сделалась упорядоченно-монотонной; именно такой представлял Серафин грядущую вечеринку. Само собой, там не будет никакой молодежи, лишь сборище невыносимых специалистов, непрерывно талдычащих о произведениях искусства. «Прекрасно, прекрасно, – думал он – хотя…» Музыка на секунду замерла. Если он правильно понял торопливое объяснение Аделы, на сей раз приглашены весьма оригинальные типы, «эксцентричные коллекционеры» – именно так она их назвала, а уж потом добавила, дескать, все они – будущие клиенты Тельди. «Будущие его жертвы, – уточнял Серафин. – Старого мошенника никто не проведет». Он несколькими пассажами нарисовал образ Эрнесто Тельди: Тоус интерпретировал партию из «Пети и волка» Прокофьева – следы хищника на снегу. Рояль довольно точно сымитировал трио духовых инструментов. Музыка все лилась, а мысли Серафина концентрировались на Тельди, ни на ком, кроме Тельди.
