«Бедный, бедный Нестор, мой дорогой друг!» – подумал Карел, потрясенный ярким примером того, как жизнь человека порой прерывается именно в момент его беззаветного служения любимому делу.
– Профессионал. До последнего дыхания, – прошептал Карел, отнимая бумажку у мертвого Нестора.
Потом с определенным трудом он вытащил из-за пояса кондитера задубевшее на холоде кухонное полотенце – смерть владельца повышает цену его личным вещам. Карел решил, что и к полотенцу, и к бумажному клочку следует относиться с уважением, как к памяти об усопшем. Он заботливо согнул полотенце пополам. Что касается списка рецептов, то ему самое место было в поваренной книге. Вот как раз на мраморной тумбе стоит библия Нестора Чаффино под названием «Физиология вкуса», автор Брильят-Саварин. Шеф-повар не разлучался с ней в течение тридцати лет. Карел поместил бумажку между страницами и положил замороженное полотенце поверх книги. Затем вновь подошел к морозильнику.
В свете кухонной лампы была ясно видна сигнальная кнопка, которую так упорно искал Нестор. Карел несколько раз нажал на кнопку. Ни звука.
«Лучше бы провести сигнализацию к звонку служебной двери», – решил Карел и тут же понял, что разуверился в надежности любых электроприборов. Он подумал, что шеф-повару следовало попытаться поднять тревогу каким-нибудь другим, более эффективным способом, например, громко закричать. И Карел закричал во всю силу своих натренированных легких…
3
КРИК
Крик Карела Плига услышали пять человек.
Серафин Тоус, друг семьи
Человек, который всю ночь не сомкнул глаз, может совершенно непредсказуемо отреагировать на неожиданный мужской вопль. Серафину Тоусу померещилось, будто взревела фабричная сирена, возвещая о начале рабочего дня. Поскольку он всю жизнь занимался юриспруденцией и не имел никакого отношения к промышленности, то лишь повернулся на другой бок. Неукротимая бессонница отпустила его только под самое утро. Что же лишило Серафина ночного покоя? Тревожные мысли об этом типе, друге Аделы? Нестор – так, кажется, зовут его? Впрочем, имя не важно, главное – Серафин хорошо запомнил этого человека, особенно его усы, хотя видел их лишь мельком. Таких усов нет больше ни у кого. Самая неприятная встреча с поваром произошла около трех недель назад в клубе «Нуэво-Бачелино». Впервые он оказался там совершенно случайно, даже в мыслях не было искать его, просто попался по дороге, Бог тому свидетель. И как обычно при воспоминании об этом неприметном клубе, сеньор Тоус обратился в уме к покойной супруге: «Нора, любимая, почему ты ушла от меня так рано?» Он даже произнес вслух имя, поскольку созвучие этих четырех букв всегда оказывало на него усыпляющее действие.
На протяжении всей ночи, проведенной в доме Тельди, Серафин Тоус непрестанно говорил себе: будь Нора жива, ему и в голову не взбрело бы зайти в заведение с репутацией, как у клуба «Нуэво-Бачелино». Тогда его взору не предстали бы усы шеф-повара, который появился в дверях кухни и начал сплетничать с хозяином, причем оба держались как давнишние приятели, подвизающиеся в ресторанном бизнесе. А ведь если бы не усы, если бы не заметил их Серафин, то спал бы он сейчас за милую душу, а не мучился от ужасной бессонницы.
Пять часов тридцать одна минута, пять часов тридцать две минуты… Тик-так, тик-так… Серафин не находил себе места, его как будто подвергали изощренной китайской пытке, когда на голову мерно падают капли воды и не дают заснуть. Точно так же отсчитывал минуты будильник устаревшей конструкции, сменяли друг друга, словно листки календаря, квадратные светящиеся во мраке цифры.
Сорок три года! Что ж, пусть не совсем счастливые, зато спокойные. И все благодаря Норе. У них не было детей, ни своих, ни чужих. Не надо было ни с кем делиться любовью или привязанностью. Долгая, безмятежная, совершенно самостоятельная жизнь, начиная с далеких студенческих лет, когда Серафин давал уроки игры на фортепьяно в церковной школе, чтобы оплатить учебу на юридическом факультете, и кончая тем вечером в «Нуэво-Бачелино», где он нос к носу столкнулся с Нестором. Если и случился грех, то за сорок три года безупречного поведения Серафин искупил его. Ведь он никогда больше не видел некоего чудесного мальчика с голубыми глазами и подстриженными ежиком волосами. («Где-то он сейчас? Что стало с его телом, таким хрупким для четырнадцатилетнего подростка, с нежным светлым пушком на ногах?») Будь проклят тот день, когда Серафин собственной рукой отворил дверь клуба тайных утех.
Хозяин заведения коротко поприветствовал Серафина задал несколько вопросов, а затем проводил в зал, где, как в школе, витал запах мела и ластика. Возможно, другие помещения в «Нуэво-Бачелино» были обставлены иначе. По пути Серафин заметил, что одно из них украшают американский музыкальный автомат и аппарат для газированной воды. В зале же на самом деле пахло мелом, ластиком, а еще стружкой от цветных карандашей. И вообще, комната смахивала на школьный класс. Вдобавок, что самое неприятное, у дальней стены стояло пианино. Серафин не удержался и подошел к нему, мало того, поддался искушению открыть крышку и прикоснуться к клавишам, таким податливым, словно кто-то непрерывно играл на них в течение последних сорока трех лет. Господи, он и не подозревал, какой мир чувств, уснувших, казалось, навеки, до сих пор бодрствует в его сердце. И вот он стоял в маленьком зале «Нуэво-Бачелино», лаская клавиатуру пианино и переглядываясь с хозяином заведения, похожим, ко всему прочему, на учителя искусств и ремесел из церковной школы.
– Подойдите сюда, сеньор, прошу вас. Полагаю, перво-наперво вам следует посмотреть наши фотоальбомы. Мальчики целый год упорно работали над ними, взгляните, как красиво получилось.
…Класс, пахнущий цветными карандашами… пианино… хозяин заведения, непрерывно говорящий, держащий два больших альбома в красных кожаных переплетах…
– Мы гордимся нашими мальчиками. Как вам этот? О, никаких проблем. Понимаете? У нас все по закону, мальчики совершеннолетние, уверяю вас.
Альбомы содержали большую коллекцию фотографий подростков, похожих на прилежных учеников. Светлокожие мальчики, мальчики-мулаты, мальчики с радостными улыбками… У некоторых, чтобы казаться младше, на зубах стояли корректирующие пластинки.
– Выбирайте не спеша, сеньор, – приговаривал хозяин заведения, – времени у вас сколько угодно, ни я, ни мальчики – мы не торопимся.
А вот крупные жизнерадостные мальчишки. На некоторых штанишки до колен, вроде тех, что носили школьники на его уроках музыки тогда, несколько десятилетий назад, до спасительной женитьбы на Норе и ее деньгах.
– Сеньор, может быть, вам хочется побыть одному? В тишине лучше думается. А я тем временем поговорю с другом, коллегой, он посетил нас сегодня, и сразу вернусь.
Серафин медленно перелистал альбом, страницу за страницей. Мальчики в белоснежных гимназических формах, в костюмах бойскаутов, а также в грязных отрепьях, сквозь которые проступало мощное телосложение (на таких «командос» Серафин взглянул мельком). Он настолько погрузился в созерцание лиц, что стук двери чуть не заставил его захлопнуть альбом. Вернулся хозяин.
