– Дорогой, – заявила она, отставляя картину, – мы просто обязаны попросить нашего дорогого друга Иенса остаться на ужин. Он устал и замерз, доставляя нам это чудесное полотно, и пара бокалов горячительного ему не помешает.
– Да, конечно. Оставайтесь, – рассеянно сказал Кей. – Я попрошу Фроста, чтобы он заехал к вам домой и передал вашей подруге, что вы задержитесь.
– Это со-совершенно не… – начал было Иенс, но Госпожа уже подхватила его под руку и увлекла вверх по лестнице.
От ее худеньких обнаженных плеч пахло ландышами.
У подъезда Кей отдавал распоряжения Фросту. Если бы Госпожа продолжала наблюдать за любовником, она несомненно заметила бы, что инструктаж занял намного больше времени, чем простая просьба заскочить к Иенсу домой и предупредить Герду. Однако Госпожа все свое внимание посвятила доктору – до такой степени, что, когда Кей наконец поднялся в зал, парочка уже выплясывала жаркое танго. Пьяные гусары и их девки восторженно хлопали, лезли к музыкантам и требовали выпивки, а взмыленные официанты носились туда и сюда, как заводные паровозики. Кей усмехнулся и задержался на минутку, любуясь спектаклем. Бедняга Иенс спотыкался, наступал на ноги партнерше, да вдобавок девушка еще и вела. Доктор, не замечая конфуза, очевидно млел и напоминал токующего тетерева. Хозяин дома даже посочувствовал бы гостю – он-то знал на собственной шкуре, каково приходится новым игрушкам Госпожи, – однако сейчас был озабочен другим. Прихватив высокий бокал со светлым бьярмским, Кей незаметно выскользнул из комнаты и отправился на самый верхний этаж дома, к разбитой оранжерее.
То, что мы видим вокруг, как правило, лишь отражение нас самих. Так, стоя на обдуваемой холодным ночным ветром крыше, глядя сквозь туман на редкие огоньки внизу, Господин P, вероятно, увидел бы огромную гноящуюся язву. Господин F – гаргантюанское пиршество, на котором все пожирают всех, Госпожа W… Дафна – да, вероятно, ей спящий Город показался бы огромным, ворочающимся в бессоннице перед завтрашней битвой военным лагерем.
Кей видел бесконечность. Такова особенность зрения всякого, кому в глаз – или в сердце, что, впрочем, одно и то же – попал осколок магического зеркала троллей. Непрерывный зеркальный ряд, отражение в отражении, коридор, уходящий в вечность. Прошлое и будущее, живые и мертвые – все сливалось в глазах Кея в идеальный зеркальный блеск, и лишь самые яркие пятна – вроде, быть может, наряда Золотого Полководца – привлекали его устремленное в точку схождения всех путей внимание. Он способен был часами стоять неподвижно, глядя за горизонт и напоминая вырезанную изо льда статую. Время струилось вокруг него вялым потоком, перекатывало песчинки и мелкие камешки событий и человеческих судеб, не способные оцарапать гладкую поверхность льда. Кей отражал сам себя и был – зеркало, пустота, ничто, бесконечность, поделенная на бесконечность.
Из ледяного сна юношу вырвало деликатное покашливание за спиной. Он отхлебнул из бокала, проследил взглядом за тяжело хлопающей крыльями белой птицей и только затем обернулся. Верный Фрост был уже здесь.
– Почему так долго? – спросил Кей.
От Джейкоба ему досталось идеальное чувство времени, а от заключенного в зеркальном плену мальчика – способность не замечать упрямого хода секунд.
Вот и сейчас он знал, что прошло намного больше часа, вечеринка внизу утихла, Госпожа, стоя в оконной нише, устало обмахивается веером, опирается на руку нового воздыхателя, непринужденно щебечет, однако думает о нем, Кее. Но что ему за дело до того? С усилием юноша заставил себя вернуться к «здесь и сейчас».
– Где вы пропадали?
Фрост чуть согнулся в поклоне, прижимая правую, белую и пухлую руку к груди.
– Разрешите доложить… Все оказалось сложнее, чем мы предполагали.
– А что мы предполагали? – безнадежно пробормотал Кей. – Ничего-то мы и не предполагали. Идиоты мы с вами, Фрост. Конечно, картину написал не старый безобразник де Вильегас?
– Конечно нет. Ее написала девушка.
– Девушка?
– Девушка. Она работала в мастерской де Вильегаса.
– Вот как, – сказал Кей. – Все интересней и интересней. Надеюсь, вы ее привезли?
– Конечно. Девушка ждет на лестнице.
– Почему на лестнице? Почему вы вечно издеваетесь над моими гостями, Фрост? Почему вы не предложили ей кофе? А впрочем, не важно. Что же вас задержало?
– Девчонка искала муфту.
– Муфту?
– Да, медвежью муфту. Без нее отказывалась ехать.
– Муфту, значит… – протянул Кей. – Что еще?
Фрост позволил себе улыбнуться.
– Что вы лыбитесь, как старая обезьяна, Фрост?
– Я восхищаюсь вашей проницательностью, мессир.
Кей задумчиво погладил пальцем стебель мертвой орхидеи и поникшую чашечку. С хрустальным звоном стебель раскололся, и упавший на пол цветок рассыпался сотней крошечных ледяных игл.
– Итак, я прав, и было что-то еще. Что же?
– Зеркало.
– Зеркало?
– Да, мессир, зеркало.
Кей недоверчиво присвистнул.
– Неужели то самое зеркало, Фрост?
– Наверняка то самое. Рама обгорела, стекло закопчено, вдобавок глупцы его перевернули – то ли от незнания, то ли в надежде обмануть нас. Но я узнал его. Вы бы тоже узнали – вы видели его в гостинице.
– Обуглено, – пробормотал молодой человек, обращаясь скорее к останкам цветка, чем к слуге. – Как же я его не нашел? Точнее, как вы его не нашли?
– Боюсь, там было слишком жарко…
Кей покачал головой и усмехнулся:
– Забавно…
– Разрешите в свою очередь полюбопытствовать, что именно вас позабавило, мессир?
– Два зеркала, и оба мне достались обугленными. А ведь я не любитель огня. Как полагаете, Фрост, это дурная примета?
Слуга, казалось, задумался над вопросом и молчал довольно долго, а потом решительно заявил:
– Нет, я не верю в приметы.
– А во что вы верите, Фрост? – задушевно спросил юноша. – В Люцифера, сидящего в замерзшем озере? В Вавилонскую башню из букв? В зеркальную проекцию? Или, скажем, в то, что сердце у меня из чистого льда – верите, нет? Может, вы верите в мировую гармонию и справедливость, в счастье для всех оптом, в бесплатный суп для бедных, в пятничные чаи с мятной пастилой и в крокет по вторникам? Ну, говорите.
Фрост обеспокоенно нахмурился:
– Извините, мессир, я не верю ни во что из перечисленного. Но я верю в то, что не ошибся в выборе, когда нашел вас.
Кей рассмеялся. От звуков его смеха остатки поникших орхидей жалобно звякнули и рассыпались снежной пылью.
– Фрост, – выдавил юноша сквозь смех, – неужели до вас так до сих пор и не дошло, что не вы нашли меня, а я – вас? И вообще, что вы тут застыли как примороженный? Ступайте, пригласите девушку.
